Книга Самвел - Раффи

Посетитель шагнул вперед, но, как бы устрашившись своей дерзости, снова вернулся на прежнее место. Как нарушить царский покой, как потревожить сон утомленного узника?

Он продолжал разглядывать царя, который то тяжело стонал во сне, то горько усмехался. Видимо, его мучили тяжелые сновидения. Он лежал на боку, подложив правую руку под голову, лицо было обращено к вошедшему. Как изменился царь! Как он был не похож на себя! Приезжий был в ужасе, не дерзая приблизиться: быть может, увидев в своей конуре непрошенного посетителя, царь, находясь в полусне, в гневе низвергнет дерзкого и растопчет его ногами.

Приезжий был среднего роста, худощав. Лицо без бороды, без усов. Если бы не мужская одежда, его можно было бы принять за пожилую женщину, своим видом, внушавшую уважение. Кинжал с рукояткой, усеянной драгоценными каменьями, был заткнут за богатый пояс. Одет он был роскошно, как подобало высокому вельможе. Его звали Драстамат. Это был главный евнух, всеми почитаемый и любимый, некогда имевший при дворе армянского царя подушку и почет выше всех нахараров. Он происходил из рода князей Ангехских и заведовал царской казной, которая хранилась в крепости Бнабех, в области Цопк.

– О Васак, – послышался голос узника, – построй полки моих храбрецов… Нападем на страну персов… Покараем Шапуха за его наглость!..

Он обращался к мертвому привидению, стоявшему на каменной подставке.

Глаза евнуха опять заволоклись слезами.

Узник необычно содрогнулся, вытащил правую руку из-под головы и, угрожающе размахивая ею, зарычал:

– Я тебя зажарю в огне горящего Тизбона, лживый Шапух!..

Он вытянул и левую руку, которая была связана с правой тяжелой цепью, а затем обе они с лязгом упали ему на грудь.

Царь, как бы придя в себя, открыл глаза, но тут же снова сомкнул их.

Тут евнух решился приблизиться к царю и осторожно его окликнул:

– Государь! – Царь не пробуждался. – Государь! – повторил он.

Узник поднял голову, но, устремив мутный взгляд на посетителя, с гневом воскликнул:

– Негодяй, дай мне хоть ночью покой!

Он принял его за тюремщика.

– Государь, разве ты не узнаешь своего слугу? – чуть не рыдая, проговорил пришедший.

– Моего слугу… – повторил узник с горьким смехом, – ты, наглец, мой палач, давно ли ты стал моим слугою?

Посетитель не в силах был дольше сдерживать свои чувства: он бросился на колени, обнял ноги узника и, обливая его цепи горячими слезами, воскликнул:

– Государь, очнись, взгляни на меня, на твоего раба, на твоего покорного Драстамата…

– Драстамат! – воскликнул царь, отталкивая пришедшего. – Кто из богов вернул бы мне Драстамата, моего храброго и верного слугу? Прочь от меня, обман, прочь, ночные видения! Я потерял своих лучших людей, я лишился своих вельмож! Бог меня покарал! Я никогда больше их не увижу!

– Один из них к твоим услугам, государь!

Несчастному царю казалось, что все виденное и слышанное им происходило во сне. Теперь только он пристально посмотрел на вошедшего и, ошеломленный спросил:

– Кто это здесь?

– Твой слуга Драстамат.

Царь вскочил, изумленный.

– Драстамат!.. Откуда ты? Как тебя пустили ко мне? Боже, какое счастье! Приблизься, милый Драстамат, приблизься, я обниму тебя.

Главный евнух опять стал на колени и начал целовать ноги царя. Узник сильной рукой поднял его.

– Эти поцелуи не облегчат тяжесть моих цепей, дорогой Драстамат. Расскажи лучше, откуда ты, как пробрался сюда, что слышно?..

Царь прошелся по темнице, затем сел на соломенную постель.

Драстамат продолжал стоять и в глубоком волнении думал о том, с чего начать свой рассказ. Он мог бы рассказать о многом, но новости были столь неутешительны! Ему было тяжело расстраивать государя, и без того удрученного горем.

– Чего же ты молчишь? – сказал узник, заметив раздумье Драстамата, – боишься, что у Аршака настолько разбито сердце, что он не вынесет новых ударов? Я и без твоего рассказа догадываюсь о многом. Из этой каменной темницы я каждую минуту вижу, Драстамат, что творится там, в Армении. Но ты мне скажи, как тебя пропустили ко мне? Это меня очень удивляет…

Драстамат стал рассказывать. Разлученный со своим государем, он остался в Тизбоне вместе с армянской конницей, задержанной Шапухом. В это время Шапух предпринял новый поход против кушанов, и ему удалось добраться до их главного города Бахл. Армянская конница, а с нею и Драстамат, были в числе его войска. Царь кушанов из рода Аршакуни вышел навстречу Шапуху. Началась кровопролитная битва. Персы были разбиты, а Шапух пытался спастись бегством. Но это ему не удалось. Отряд кушанов окружил его и взял в плен. Тогда подоспел Драстамат во главе армянской конницы и отбил Шапуха. По возвращении в Тизбон Шапух призвал на открытый суд своих трусливых полководцев и с горечью поставил им в пример доблесть армян.

– На том же суде, государь, – продолжал Драстамат, – Шапух обратился ко мне со словами: «Драстамат, тебе я обязан своей жизнью. Ты меня спас от позорного плена. Проси награды, славы, почета, власти, богатства. Клянусь священной памятью моих предков, что попросишь, то и получишь!» Но я не попросил ни богатства, ни власти, государь, я лишь потребовал, чтобы мне дали право отправиться в крепость Ануш и повидать моего царя…

– И тебе разрешили?

– Да, государь, Шапух не ожидал, что я буду просить о такой награде. Когда я сообщил ему о своем желании, он ударил руками по своим коленям и с раскаянием сказал: «Ты просишь о невозможном, Драстамат, персидский закон не только запрещает посещать заключенных в крепости Ануш, но даже упоминать о них. Проси о чем-либо другом. Моя казна полна золота и драгоценностей, народы и племена подчинены моей власти. Какую из стран ты захочешь, ту и отдам». Но я повторил свою просьбу. Так как он при всех поклялся, то не мог отступить.

На мрачном лице узника появилась горькая улыбка.

– Давно ли он стал держать свое слово? Он и мне клялся… И мне давал многие обещания. Перстнем с изображением вепря49 припечатал он соль и послал мне. Это по законам персидских царей самая верная клятва. Он пригласил меня заключить договор любви и дружбы и миром вернуть меня в мою страну. Но вместо этого отправил меня вот сюда…

Голос его задрожал от волнения. После минутного молчания он снова обратился к Драстамату:

– Хвалю тебя, Драстамат, за самопожертвование. Ты всегда был верен своему царю. Твой поступок я буду считать венцом всех многочисленных жертв, которыми ты много раз доказывал высокие достоинства своей души. Воздаю славу всевышнему, – я только теперь уверен, что он не совсем еще покинул меня. Я нуждался в человеке из моей страны, и он послал мне тебя.