Книга Гроза в Безначалье - Генри Лайон Олди

Гангея говорил все медленнее, и по мере того как страшная догадка змеей вползала в его голову, лицо наследника наливалось дурной кровью. Оборвав вопрос на середине, он встал и повернулся к брахману-советнику — тот сидел в колеснице и внимательно следил издали за разговором.

Старец лишь сокрушенно всплеснул прозрачными ручками: увы, мой принц, это именно так!

— Ты приехал убить меня? — помертвев, еле слышно бросил Юпакша.

— Я? Нет… То есть да… То есть следовало бы! Отказать радже… Погоди, Юпакша! Значит, красавица рыбачка — это твоя приемная дочь? Сатьявати?!

— Да, мой господин, — коротко ответил староста.

Некоторое время Гангея сидел молча, пытаясь осмыслить услышанное. Громко стрекотали цикады в пыльной листве бакулы, с берега доносились голоса сельчан и дружинников, уже приступивших к установке шатров, где-то мычала корова, требуя дойки или водопоя…

Наконец разброд в душе поутих, и язык бросил притворяться гнилой колодой.

— О тигр рыбьих потрохов, — вкрадчиво поинтересовался наследник, — в чем кроется причина твоего отказа? По моему скудному разумению, такое родство — величайшая честь для тебя и твоей дочери! Или я не прав?

— Тысячу раз прав, мой господин! — староста с трудом подбирал слова, хрипло продавливая их через сито непослушного горла. — Но моя дочь — не просто черная девка, какую можно кинуть в постель раджи на забаву! Даже если этот раджа — великий Шантану, владыка Города Слона! На Сатьявати лежит благодать Спасителя, божественного мудреца Парашары (Гангея едва заметно усмехнулся), подвижник наградил мою дочь ароматом сандала и… Ей предначертана особая судьба!

— Особая?

Гангея плохо понимал, что сейчас говорит в нем: желание угодить отцу, вчерашняя обида, уязвленная гордость или тот зверь, что рычал от счастья в челне над покорной самкой?! Или ревность?

Или-лили…

— Стать женой раджи Шантану — это, по-твоему, не особая судьба для рыбачки-приемыша? Отвечай!

— И снова ты прав, сиятельный царевич, но… Именно ЖЕНОЙ, а не наложницей! — твердо закончил Юпакша и с вызовом взглянул в лицо Гангеи. — Не в этом судьба избранницы Спасителя!

— Вот даже как? И откуда же тебе известна ее судьба? Ты святой мудрец? Провидец?! Воплощение всей Тримурти разом?!

— Позволь мне пока умолчать об этом, сиятельный царевич, но я действительно знаю! Мне было знамение!

— Хорошо, — губы отвердели, сбросив постылую улыбку. — Ты должен понимать: мой отец или я могли бы увести твою дочь силой, даже не заплатив выкупа, — но брак по обряду ракшасов недостоин кшатрия! Итак, чего ты хочешь? Говори!

Несколько мгновений звенящей тишины Юпакша собирался с духом.

— Сатьявати должна стать первой супругой раджи — и старшей в случае повторной женитьбы Шантану, да продлятся дни его вечно! Она должна сидеть по правую руку от престола мужа, и дети ее должны унаследовать трон! — словно бросаясь в реку, кишащую крокодилами, выдохнул бывший разбойник. — Только на этих условиях я отдам свою дочь в жены твоему отцу, великому радже Шантану… Или тебе, сиятельный царевич!

— Разумеется, мой отец не принял этих условий, — задумчиво проговорил Гангея, пропустив мимо ушей последнее заявление Юпакши и обращаясь скорее к самому себе.

— Правота твоя безгранична, — вздохнул Юпакша, виновато потупясь.

Дескать, такие мелочи — а раджа возьми и не согласись!

— Если бы речь шла о МОЕЙ свадьбе, — сын Ганги размышлял вслух, — тогда другое дело. Я бы, пожалуй, согласился — у меня все равно нет пока иных жен и сыновей. Да, я не стал бы спорить. Но мой отец… Любовь к твоей дочери разрывает его сердце, но раджа не может, поддавшись страсти, лишить престола единственого сына, наследника, потерянного и вновь обретенного — меня. На его месте я бы поступил точно так же. Впрочем, прими отец твои условия — я-то его наверняка понял бы и простил… Но он никогда не сможет простить сам себя, если решится на такое.

Юпакша ковырял подобранной тростинкой землю, которая, несмотря на близость реки, в этом месте была сухой и растрескавшейся.

— Может, ты все же передумаешь? — со слабой надеждой поинтересовался наконец Гангея. — Мой отец даст за Сатьявати хороший выкуп — ты и мечтать не мог о таком богатстве! Может быть, раджа не догадался предложить тебе выкуп сразу? Ты бы стал почтенным домовладельцем, родичем самого Шантану, переехал бы в Хастинапур…

Тростинка сломалась, застряв в одной из трещин.

— Подумай! А то ведь я сейчас повернусь и уеду! Раджа поскучает и забудет о твоей дочери (все обстояло совсем не так просто, но где взять иной способ уломать Индру рыболовов?!), Сатьявати состарится над чаном с солеными угрями, и знамение вместе со счастливой судьбой посмеются над вами! Раскинь мозгами, Юпакша! Соглашайся!

Не надо было слыть знатоком человеческих душ, чтобы увидеть: староста колеблется. На бородатом лице ясно отражалась внутренняя борьба. Казалось, еще немного — и жадность вкупе с боязнью упустить иволгу-удачу пересилят, Юпакша кивнет и согласится. Но он внезапно замер каменным идолом, изредка передергиваясь и вновь застывая, глаза Юпакши вылезли из орбит, словно он увидел ракшаса-людоеда, уже разинувшего слюнявую пасть. Гангея невольно оглянулся, однако рядом никого не было. Если, конечно, не брать в расчет грязного козла, наслаждавшегося ольховой корой и знать не хотевшего людей со всеми их проблемами.

Точно такая же козлиная башка досталась некогда одному упрямому мудрецу, который тоже никак не мог разобраться сперва со сватовством к его дочери, а потом — с будущим зятем, добавим в заключение, что зятем был Трехглазый Шива.

Староста забулькал горлом, волосы его встали дыбом, он спешно закивал головой, словно торопясь согласиться с собеседником-невидимкой, — после чего, тяжко вздохнув, ожил и вытер ладонью проступившую на лбу испарину.

— Увы, сиятельный царевич… — И сын Ганги ясно различил в глазках Юпакши пляску темных огней ужаса. — Ты слышал мои условия. Если хочешь, прикажи своим дружинникам посадить меня на кол. Смерти я не боюсь. Но Сатьявати никогда не станет женой раджи Хастинапура иначе, чем в качестве старшей супруги и матери будущих наследников.

5

Вечерело. С берега Ямуны порывами налетал зябкий ветер, швыряя в матерчатые стены шатра пригоршни песка и сорванной с деревьев листвы. И мысли твои были сейчас под стать этим холодным порывам и объявшим землю сумеркам.

Ты-то надеялся, что с легкостью уговоришь строптивого Индру рыболовов, обрадуешь сохнущего от любовной тоски отца скорой свадьбой, а тут… Судьба в очередной раз скорчила шакалью морду и теперь гнусно посмеивалась из разрывов клочковатых туч, низко летящих по темному небу.

Ты вздохнул и выбрался из шатра, где духота обволакивала сердце ватным коконом, — на свежий воздух.

Ветер мгновенно ударил в лицо тысячами песчинок, рванул за волосы, издеваясь, и со свистом унесся прочь. Пришлось встряхнуться, оглядываясь по сторонам, и вскоре ты заметил: тень от старой бакулы, под которой днем состоялась беседа с Юпакшей, стала другой. Неправильной. И это отнюдь не проделки ветра и вечера.