Книга Пленник моря. Встречи с Айвазовским - Николай Кузьмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посылаю Вам несколько фотографий с картин для Вашей книги, они хорошо выйдут. Все остальные фотографии с пушкинских картин моих и совместной работы моей с П. Е. Репиным, изображающей Пушкина на берегу моря, я вышлю отдельно, когда будут готовы фото с последней картины, которую заканчиваю.
Эта картина изображает восход солнца на вершине Ай-Петри, откуда Пушкин верхом с проводником смотрит восход солнца. Только что на горизонте показалось, солнце, Пушкин снял шляпу свою, чтобы приветствовать светило.
Картину эту я думаю послать в Петербург или в Москву, но теперь трудно, картина почти в три аршина длиною»
В настоящее время так много говорят о Пушкине и так немного остается из тех лиц, которые знали лично солнце русской поэзии, великого поэта, что мне все хотелось написать несколько слов из своих воспоминаний о нем.
Вот они:
В 1837[146] году до смерти за три месяца, именно в сентябре приехал в Академию с супругой Натальей Николаевной на нашу сентябрьскую выставку Александр Сергеевич Пушкин.
Узнав, что Пушкин на выставке, в Античной галерее, мы, ученики Академии и молодые художники, побежали туда и окружили его. Он под руку с женою стоял перед картиной Лебедева, даровитого пейзажиста. Пушкин восхищался ею.
Наш инспектор Академии Крутов, который его сопровождал, искал между всеми Лебедева, чтобы представить.
Пушкину, но Лебедева не было, а увидев меня, взял за руку и представил меня Пушкину, как получившего тогда золотую медаль (я оканчивал Академию). Пушкин очень ласково меня встретил, спросил, где мои картины. Я указал их Пушкину; как теперь помню, их было две: «Облака с Ораниенбаумского берега моря» и другая «Группа чухонцев на берегу Финского залива». Узнав, Что я крымский уроженец, великий поэт спросил, из какого города, и если я так давно уже здесь, то не тоскую ли я по родине и не болею ли на севере. Тогда я его хорошо рассмотрел и даже помню, в чем была прелестная Наталья Николаевна.
На красавице супруге поэта было платье черного бархата, корсаж с переплетенными черными тесемками и настоящими кружевами, а на голове большая палевая соломенная шляпа с большим страусовым пером, на руках же длинные белые перчатки. Мы все, ученики, проводили дорогих гостей до подъезда.
Если Вы найдете, что в настоящее время эта маленькая заметка может быть интересна сколько-нибудь, то благоволите отдать напечатать. Сам я, признаюсь, не решаюсь этого сделать.
Теперь [можно] сосчитать на пальцах тех немногих, которые его помнят, а я вдобавок был любезно принят и обласкан поэтом.
Из Москвы меня просят прислать на выставку к осени картину из жизни Пушкина (и в исторический музей в Москве). Я послал им две картины: «Пушкин у Гурзуфских скал», «Там, где море вечно плещет» (иначе, чем прежде написанную), другую «Пушкин на берегу с семейством Раевских у Кучук-Ламбата»). («Как я завидовал волнам, бегущим бурной чередой с любовью лечь к ее ногам, как я хотел коснуться милых ног устами»…).
Письмо И. К. Айвазовского к П. М. Третьякову о предстоящей выставке своих картин в Москве.
24 октября 1897 г.
Многоуважаемый Павел Михайлович!
Надеюсь письмо мое застанет вас в Москве. Вследствие просьб и упреков я решился послать к Вам в Москву мои последние картины, которые еще нигде не были выставлены. Их всех 8, две около трех аршин величины, остальные средней величины.
Одна из больших изображает Скорфо, другая – Ниагару. Эта последняя не та, которая была выставлена в Петербурге, та находится в Берлине. Выставку я поручил устроить г-ну Аванцо,[147] не знаю, где устроит.
Сбор с нее в пользу семейств, погибших с «Русалкой».
Устраивая выставку, я считаю приятным долгом предупредить вас просить покорнейше Вашего доброго содействия.
В настоящее время я занят над большой картиной, изображающей душу вселенной между планетами.
Если бы картина эта была суха, то послал бы тоже в Москву, но придется в феврале выставить в Петербурге. В конце января.
Надеюсь быть у вас в Москве, где на этот раз проживу три дня или четыре. Прошу покорнейше передать мое глубокое уважение Вере Николаевне[148] и принять уверение в искренней моей преданности.
Письмо И. К. Айвазовского к И. А. Новикову о написанных им картинах и о предполагаемой выставке своих картин в Москве и Петербурге.
[1897 г.].
Глубокоуважаемый Иван Алексеевич!
Я имел честь получить любезное письмо Ваше и вместе статью Вашу в «Московских ведомостях», которую прочел с большим удовольствием, и прошу принять мою сердечную благодарность за лестный отзыв относительно меня и Феодосии. Давно я не выставлял у Вас в Москве своих картин, несколько лет тому, хотя и были картины, но после того, что они были прежде выставлены в Петербурге. На этот раз начинаю с Москвы и потом в Петербург. Картины небольшие, кроме двух: это Скорфо и Niagare (последняя тоже новая), в прошлом году была подобная картина в Петербурге, но та в Германии.
Очень буду рад, если эти последние мои произведения понравятся вашим москвичам, а если появятся строчки в «Московских ведомостях», прошу покорнейше прислать мне. Я только что окончил большую картину, содержание очень фантастическое: присутствие вселенной между планетами.
Картина эта в феврале будет выставлена в Петербурге и, если любители московские пожелают, можно выставить ее в Москве в продолжение марта. Я с женою тоже собираюсь в эту зиму на север и проездом в Питер, мы остановимся на этот раз в Москве дня три или четыре. Непременно буду иметь честь навестить Вас. Полагаю, это будет около 20 января. В Москве, как мне пишет мой комиссионер Аванцо, выставка моя будет в историческом музее.
Жена поручает передать искреннюю благодарность.
Глубокоуважающий и преданный Вам
Письмо И. К. Айвазовского к Г. А. Эзову о выставке в Одессе и своих планах.
21 декабря [1897 г. ]
Глубокоуважаемый Герасим Артемьевич!
Любезное письмо Ваше я имел удовольствие получить. Приехал также молодой Таиров, который говорил, как Вы и Анна Артемьевна добры к нему, что всех нас тронуло, особенно мать его, мою племянницу.
Сегодняшний день закрывается выставка моих картин в Одессе и дня три тому сбор с выставки составлял около 2 тысяч рублей. Так как в пользу пострадавших греков и армян, то на долю армян половина ровно. Я послал эти деньги, чтобы из Одессы в Константинополь к нашему послу Зиновьеву, но к сожалению он еще не скоро туда приедет, поэтому думаю препроводить 1-му драгоману Максимову, чтобы он передал нашему константинопольскому патриарху Орманьяну, которому я напишу, чтобы раздал по своему усмотрению, если можно преимущественно армянам в Малой Азии. Наш приезд в Петербург не решен и если состоится, то не ранее 25 января и то весьма сомнительно, боюсь усиления болезни, к тому необходимы визиты, все это для меня теперь трудно, Черникову я сообщил сведения.