Книга Эхо войны - Дмитрий Заваров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хочу подняться наверх, чтобы позвать товарищей. Но выясняется, что они уже рядом – не смогли удержать глубину. Оба уставились на Армаду, позабыв про все. Чапай отпустил веревку от гермомешков, она медленно втягивается в мутную стену.
Срываюсь с места, хватаю за петлю на конце веревки. Чапай с Чекистом меня просто игнорируют. Они даже не замечают, что плавно опускаются к Армаде. Руки-ноги разбросаны в стороны – со стороны они напоминают каких-то дурацких лягушек.
Цепляю веревку на руку и гребу обратно, вниз. Машинально смотрю на компьютер: глубина – 32 метра и продолжает уменьшаться. Вспоминается шутливое определение дайвинга: погружение с запланированным возвращением на поверхность. Если не учитывать этот нюанс, то тургеневскую Муму тоже можно причислять к дайверам. Интересно, выберемся ли мы обратно? Подозреваю, что если и выберемся, то явно не традиционным способом.
Догоняю друзей, дергаю за ласты. Чувствую, как оба вздрагивают от неожиданности, быстро оборачиваются. Глаза у обоих, по-моему, уже вылезли за контуры масок.
Чекист тычет пальцем в сторону Армады. Спасибо, друг, без тебя бы я ее не заметил! Показываю: плывем дальше. Привязываю на руку Чапаю веревку от мешков и несколькими ударами ласт вырываюсь вперед. 28 метров, 27… Что бы это значило?
Армада висит в толще кристально чистой воды. Она похожа на гигантскую елочную игрушку. И я только сейчас замечаю – вокруг стоит какой-то низкий, на самой границе восприятия, гул. Будто работает очень мощный электроприбор.
Серая поверхность одновременно напоминает камень и металл. Мы уже совсем близко. Теперь я могу рассмотреть замысловатые геометрические узоры, покрывающие грани. Сквозь кажущуюся хаотичность в этих рисунках пробивается некая трудноуловимая с близкого расстояния система.
Мы все ближе. Глубина – 10 метров. Видимо, у поверхности Армады будет ноль. Интересно, где здесь вход? Амулет на груди наливается нестерпимым жаром. Внезапно я понимаю, как попасть внутрь…
16 октября 1943 года. Чернобыль
Солнце уходило к лесу, но все еще заметно припекало. Уютно пахло угольным дымом и креозотом – эти запахи напоминали о счастливом времени летних каникул, когда мы всем детдомом выезжали в пионерлагерь. У платформы стоял паровоз, в его разогретом нутре что-то клокотало и щелкало, как в только что снятом с огня чайнике. Под платформой, где земля не была залита бетоном, торчали густые метелки желтой травы, и меня так и подмывало поджечь эту пересушенную солому, чтобы вспомнить еще один детский запах.
Я развалился на постеленной телогрейке в тени вышки. Все тело ныло от усталости, но усталость эта была правильная – под такую усталость как нельзя лучше идет перекур. Рядом, свесив ноги с края платформы, сидел Попов. Он был непривычно серьезен и без этой своей радостной улыбки совершенно не походил на себя. Солдат коротко и быстро затягивался, украдкой поглядывая на меня. Я подловил один из таких его взглядов, и ему ничего не осталось, как вступить в разговор.
– Товарищ лейтенант, но ведь взрывателей нету! – с жалобными нотками в голосе сообщил он.
– Нету! – беспечно согласился я.
– А зачем вы меня тогда за паровозом посылали?
– Дык паровоз-то, Вася, тут самое главное!
– Но взрывателей же нету!
– При чем тут взрыватели? Ты подумай, какой богатый будет взрыв!
– Как при чем? Я вам скажу по секрету, как родному: кому-то ведь надо этот взрыв создать!
– Это вопрос интересный, но не ключевой! Ты согласен, что шанс слишком хорош, чтобы его упускать?
– Я могу галопом сбегать до наших, принести нужные детонаторы. Чтобы рвануло от удара. Или еще как… Саперы знают. Они подскажут.
– Не пойдет, Василий. Сейчас уже почти четыре. Пока туда-сюда – до ночи не управишься. А когда Кламмер не вернется, они тревогу поднимут. И тогда до гансов не доберешься.
– Я быстро бегаю…
– Да нет, не вариант! Но ты все равно беги. Надо наших предупредить, чтобы не растерялись, когда рванет. Добили бы эту сволочь.
Попов ничего не ответил, только проводил взглядом Андреева, как раз вынырнувшего из темноты тоннеля на залитую солнцем площадку. Вслед за лейтенантом, пятясь, появился Коваль, он тянул катушку с полевкой – провод плавной синусоидой ложился на землю. Сержант присел на корточки и принялся крепить провод к клеммам динамо-машины.
А идея моя была проста, как все гениальное. После того как мы от всей души заминировали подземную лабораторию, у нас имелось еще тридцать шесть ящиков взрывчатки. Помимо взрывчатки у нас имелся паровоз. Причем не просто паровоз – а именно тот паровоз, который прекрасно знаком засевшим на берегу Припяти немцам. Если загрузить в него взрывчатку, подвести поближе к фашистам и взорвать – все их позиции накроются медным тазом. Ну может быть, не все, однако же большая часть – точно. Так чего тут думать?
Коваль привел возражения практического толка: он справедливо указывал на отсутствие дистанционных детонаторов – то есть для того, чтобы взорвать паровоз, требовалось, как он выразился, «личное присутствие». Попросту говоря: нужен был человек, который подаст ток на детонатор.
А лейтенант Андреев – тот был категорически против самой идеи. Вот и сейчас, дождавшись, пока Коваль закончит с проводом, он сказал ему пару слов, и они вместе двинулись к нам с Поповым. Лейтенант по пути махнул рукой старику-машинисту – и Фюрер, спрыгнув из кабины на платформу, затопал по железу, нелепый в своем меховом зипуне на таком солнце. Попов нервно прикурил еще одну папиросу, а я спокойно откинулся на телогрейке, подложил руки под голову и, высмотрев высоко в небе двух еле видных ласточек, принялся следить за их полетом.
Шаги приблизились и стихли. Я смотрел в небо. Чиркнула спичка, и потянуло ужасным махорочным перегаром – Фюрер засмолил свою козью ножку. Потом еще спичка – это, надо полагать, прикурили наши гости из будущего. Ласточки продолжали нарезать плавные круги.
– Послушай, Леша, – нарушил молчание Андреев. – Оно тебе надо?
– Оно всем надо! – заявил я. – Всему прогрессивному человечеству.
– Это ничего не изменит.
– То есть как это? – От неожиданности я забыл играть в безмятежность и повернулся к ним.
Коваль с Андреевым стояли против солнца, старик сидел на платформе рядом с Поповым, держа в руках самокрутку совершенно негуманных размеров.
Вонь ее перекрыла даже густой запах паровозного угля.
– Скинуть целый немецкий полк с позиций – это, по-твоему, ничего не изменит? – переспросил я.
– Как ты собираешься это устроить? – угрюмо спросил Коваль. – Сам на паровозе поедешь?
– Меня, хлопцы, сейчас вот что интересует, – подал голос дед. – Вы мой паровоз в расход пустить собрались, так? А разрешения спросили?