Книга Мать и дочь. Синхронная любовь, или Французские амуры против американских эротов - Луиза Дегранж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И это не на шутку его встревожило.
Георгий Орлов не верил ни в дурные приметы, ни в вещие сны, ни в цыганские предсказания.
Но, похоже, Глория Дюбуа более чувствительна к подобного рода вещам.
Конечно, безобидные цветочки – это вроде бы не черная драная кошка, перебежавшая дорогу, и не баба с пустыми ведрами. Но…
Черт бы побрал эти дурацкие розы.
А вдруг распустится не правая, а левая?
Георгий Орлов четко представил себе, как на рассвете суеверная и мнительная аспирантка при виде неудачного результата впадает в глубокую меланхолию и непроходящую тоску.
Неужели мало библиотечного кошмара, породившего эти длительные приступы хандры и перманентную ипохондрию?
Оставалась лишь одна хрупкая надежда, что правый бутон все-таки опередит левый в этом фаталистическом соревновании, опередит и расцветет.
Расцветет изумительно, прекрасно и многообещающе…
В этот вечер Глория Дюбуа ожидала звонка из Парижа гораздо с бóльшим нетерпением, чем предыдущие. Даже те, которые могли принести радостную весть о судьбе Безымянной Красавицы.
Но состоявшийся утром разговор сместил все точки притяжения, и интерес теперь состоял лишь в том, что сообщит Анфан Террибль о своей тюремной экскурсии.
Главный вопрос – удалось ли голландскому Тюльпанчику опередить русского медведя в дерби, о котором ни тот, ни другой не имели представления.
Но парижская дама, как назло, затягивала с конкретным ответом.
– Да, бэби, вот и я, – наконец раздалось в трубке. – Только что освободилась из чудесной тюрьмы…
– Ма, оставь свои хулиганские шуточки!
– Гло, не сердись. Консьержери – действительно привлекательное место! Просто на редкость привлекательное! Я теперь это знаю точно!
– Ма, я только рада, что путеводители и председатель тебя не разочаровали.
– Не разочаровали? О-о-о! Если бы ты знала, что там случилось!
– Что, Ма?
Глории почудилось в материнском голосе смятение, она насторожилась.
– Ты все-таки попала на экспозицию с гильотиной?
– Не смешно, мисс Дюбуа. Вот ни капельки не смешно!
– А я и не пыталась шутить. Ты же ничего не хочешь рассказывать…
– Как это не хочу? Это ты меня перебиваешь, не даешь слова вставить!
– Молчу и слушаю.
– Так вот. Как ты догадываешься, Тюльпанчик и тут не собирался вести меня традиционными маршрутами. Первым делом мы зашли…
– В комнату пыток?
– Нет, в часовню Сен-Шапель. Это там, рядом… Бэби, я пришла в восторг.
– От верного Тюльпанчика?
– От витражей, бэби. Там сплошное кружево витражей! К счастью, день был на редкость солнечный, и все стены переливались разноцветными огнями. Было ощущение, что я попала в хрустальный бокал!
– Хорошо, что без вина… – И дочь не удержалась, чтобы ехидно добавить: – Красного бургундского!
Мать увлеченно продолжала, как ни в чем не бывало:
– На витражах было изображено что-то библейское…
– Только не надо пересказывать историю всемирного потопа и казней египетских.
– Ах, бэби, я там увидела такую потрясающую розу! Когда над головой вдруг заискрилась огромная красивейшая розетка, я едва не заплакала от счастья… Это было как символ грядущего объяснения в любви!
– Ма, у тебя на редкость тонкая душа.
– Вот! И Тюльпанчик так сказал!
– А кроме комплиментов, голландец выдал что-нибудь?
– Не спеши. Сейчас узнаешь, какие слова и, главное, где он произнес…
– Так где же?
– Председатель, как основательный мужчина и педантичный ученый, для начала продемонстрировал мне прекрасную сторону Консьержери.
– Я думала, там сплошные тюремные камеры.
– Гло, я же тебе говорила: это бывшая королевская резиденция…
– Ах да… Ну, тогда есть на что посмотреть.
– Да-да, тот огромный зал, который вмещал в себя Вселенную! Ну, по крайней мере, в местных масштабах. И там я забыла о витражах…
– Из-за Тюльпанчика?
– Точно, бэби. Под сводчатыми арками, под шикарными люстрами голландец устроил такое…
– Признался в любви?
– Нет! Всего лишь станцевал со мной менуэт!
– Оригинал…
– Бэби, думала ли я, что мне доведется все-таки попасть в королевскую резиденцию и станцевать менуэт с благородным кавалером? Какая же я молодец, что догадалась правильно одеться! У меня была, помнишь, Гло, такая многослойная, многоярусная юбка, в коричневато-зелено-золотистых тонах?
– Ну да. Ты еще ворчала, что к ней нечего надеть – такая она самодостаточная.
– Вот-вот! Но я ее взяла с собой, в надежде, что присмотрю что-нибудь в парижских бутиках… А когда собиралась в Консьержери, совсем случайно рядом с юбкой в чемодане оказался бархатный топ глубокого коричневого цвета – бэби, я ахнула, когда надела! И поняла, что пойду в этом наряде во дворец, в тюрьму, на гильотину – всюду, куда потащат, – и везде буду хороша!
– И вот тебя привели в каземат…
– Нет, в галерею королевского дворца! И там, укрывшись за колоннами, мы станцевали менуэт по всем правилам! Благо туристов почти не было – да и какое кому дело, чем занимается в королевской галерее благородная пара…
– По крайней мере, не целуется и не тискается.
– Смею тебя уверить, Гло, менуэт выглядел поистине великолепно!
– Верю, верю.
– Это было похоже на танец двух мотыльков на закате.
– Ма, это уже почти поэзия…
– Станешь тут поэтом… Ведь сразу из галерей мы перешли в те самые тюремные камеры.
– Да, контраст должен был оказаться впечатляющим.
– Не то слово, бэби. Тюльпанчик вел меня по коридорам, один мрачнее другого, мы переходили от камеры к камере, и каждая была пропитана бедой, смертью, трагедией… Весьма жестокая экскурсия, скажу тебе. Но я обещала вытерпеть ее до конца, и он вел и вел меня, показывал и объяснял, не пропуская ни одного имени, не упуская ни единой подробности…
– Я бы загнулась с тоски.
– Да, Гло, теперь я знаю, как выглядит ад на земле.
– Председатель-то оказался поклонником исторических ужасов.
– Скорее Тюльпанчик захотел вызвать во мне катарсис.
– И как, удалось?
– Слушай, слушай… Вот наконец мы подошли к самой знаменитой одиночной камере Консьержери…
