Книга Дикая тварь - Джош Бейзел

– Повторяю: не надо мне об этом рассказывать.

– Да иди ты. Мы были на Царабанжине.

– Правда? Обожаю Царабанжину.

– Что, серьезно?

– Разумеется, нет! Блин, Царабанжина – это вообще где?

– Так кто, по-твоему, ревнует?

– Ты. Где это?

– Это островок возле Мадагаскара. Мы там были с полгода назад. Милл-От хотел, чтобы я провела экспертизу окаменелости, которую он собирался купить.

– Это той, что теперь стоит в вестибюле его здания?

– Ну…

– Что?

– Там ненастоящий скелет. Но… неважно.

Неважно? Да этот разговор – просто спасательный круг.

– В каком смысле ненастоящий скелет?

– Тот, что в вестибюле, – это реконструкция, как в музеях.

– В музеях выставляют ненастоящие кости?

– Из них не собирают скелеты. Иначе их пришлось бы сверлить, и конструкция была бы слишком тяжелая. Настоящие останки – это окаменелости внутри горной породы. Но может, ты все-таки соизволишь меня выслушать? Мы были в самом романтическом месте на свете. В номерах балконы с видом на океан, откуда мы видели друг друга, и он пригласил меня зайти. Мы напились и разговорились.

Прекрасно. Моя постапокалиптическая фантазия о Вайолет Хёрст сбылась – для Милл-Ота.

– Утром мы немного потискались, я ушла в свой номер и уснула. С тех пор ничего не было.

– Понятно, – я произношу нейтрально, но звучит все равно желчно. С другой стороны, мне теперь что, дать ей пять?

– С тех мы почти не видимся. Пару раз сходили поужинать, было ужасно напряжно. Он приглашает меня на мероприятия фонда, но если я прихожу, едва разговаривает со мной.

– Мило.

– Еще он мне шлет эсэмэски, когда приходит домой, и так мы общаемся часа по два.

– По эсэмэс?

– Ага.

– О чем? Может, тебе брать с него деньги?

– Так, без сальностей, пожалуйста.

– Я имею в виду – за услуги психолога.

– Не важно. Мы говорим обо всем, что ему приходит в голову. О статьях, которые он пересылает мне на работе. Я и впрямь читала их, думая, что там есть какой-то смысл, но теперь мне кажется, ему просто хочется с кем-то поговорить.

– А ты уверена, что пишет именно он?

– Знаешь, тебе бы с параноиками работать. Ты бы их очень успокаивал.

– Значит, мы установили, что он кому-то делегирует общение с тобой. Он встречается еще с кем-нибудь?

– Мне он об этом не говорил. Но я даже не чувствую себя вправе спросить об этом.

– И из чего же ты при этом исходишь?

– Я ведь даже не знаю, хочу ли отношений с Милл-Отом. В ту ночь мне действительно казалось, что между нами что-то есть. Но может, я это просто выдумала. Может, я просто ослеплена его богатством.

– Хм… Меня трудно упрекнуть в особой меркантильности, но я вполне способен понять, почему женщине стоит держаться за мужчину, который готов купить ей динозавра. Он вообще приличный человек?

– Пожалуй, да.

– Но не по отношению к тебе.

– Ну, все не так уж плохо.

– Кажется, это называется “держать в подвешенном состоянии”.

– Он хотя бы не уволил меня. А это уже довольно благородно.

– Категорически не согласен.

Вайолет перегибается через меня и достает фляжку из своей сумки. Мне по барабану – стоит у меня с тех пор, как мы вернулись в палатку.

– Я не к тому, что я хреновый палеонтолог, – объясняет она. – Но проект, которым я занимаюсь у него, – полная чушь. Любой другой закрыл бы его еще несколько месяцев назад.

– А идея была твоя?

– Нет, его. Но с моей колокольни трезво оценить проект проще, чем с его.

– Ты морочишь ему голову?

– Нет. Я все время говорю ему, что это курам на смех и что проект пора закрывать.

– Тогда твоя совесть чиста, – говорю я. – Что за проект?

Она молчит, давая понять, что расскажет сознательно, а не потому, что я такой ловкач. И выкладывает:

– Проект называется “Куриное топливо”. Суть такая: поскольку американцы ежедневно убивают двадцать два миллиона кур, а куры произошли от динозавров, надо использовать куриные кости для производства сырой нефти. Нет, я не прикалываюсь.

– Нет, ты прикалываешься.

– Нет. Вот так вот. Вот чем я занимаюсь – проектом “Куриное топливо” для Милл-Ота.

– А это вообще возможно?

– Нет, конечно. Нефть образовалась в первую очередь не из динозавров, а из водорослей и зоопланктона. И потом их надо расщеплять миллионы лет под сверхвысоким давлением, при сверхвысоких температурах, в бескислородной среде, используя огромное количество энергии.

– Милл-От знает об этом?

– Конечно. Я говорила ему еще до того, как он меня нанял.

– Черт! Да он и впрямь влюблен в тебя.

– Это вряд ли.

– Тогда почему он тебя не увольняет?

– Он говорит, его не волнует, даст ли этот проект результат, ему нужно, чтобы у него в штате был человек, который может стать ведущим в мире экспертом по образованию нефти.

– Это разумно.

– Это безумно. Я не тот человек для такой работы. Образование нефти – самая высокооплачиваемая специализация в геологии уже сотню лет. Потому мы и знаем, где надо бурить. В мире десять тысяч специалистов, которые уже сейчас разбираются в этом лучше, чем когда-нибудь смогу разобраться я. Мне это даже не интересно. Я считаю, что нефть приносит миру одно только зло. Для меня вся техника – это лишь разные проявления паразита в организме человечества.

– А он – миллиардер-технарь. Я же говорю, это любовь.

Вайолет не обращает внимания и продолжает:

– Еще он говорит, что ему нравится иметь в штате нестандартно мыслящих исследователей, потому что ему как раз интересны рискованные проекты. Из-за чего я еще сильнее чувствую себя обманщицей. Сколько великих научных открытий было сделано одиночками, вне академической науки?

– Ну, не знаю… Пенициллин? Теория относительности?

– Ни то, ни другое не связано с технологиями. И то, и другое было открыто давным-давно. А техника развивается по экспоненте, потому что каждый новый шаг теоретически способен взаимодействовать с уже изобретенными технологиями. Даже в отдельно взятой нефтяной отрасли прошли те времена, когда одиночка мог уследить за всеми достижениями.

Она отпивает из фляжки и передает ее мне. Я тронут, как дурак.