Книга Кукольник - Лиам Пайпер

Тесс торопливо сложила чемоданы, бросив в них только самое необходимое. Она уже выкатывала их из входной двери, когда зазвонил стационарный телефон. К своему изумлению, Тесс узнала, что ее мужу удалось в последний момент разрушить все, что только можно.

В конце концов нацисты собственными руками взорвали крематории. Война была проиграна. Подобно протрезвевшим буянам, теперь они дичились тех жестокостей, которые натворили в пьяном угаре. Куда бы ни смотрел Аркадий, всюду нацисты уничтожали свидетельства своих преступлений. Они сжигали папки с документами вместе со зданиями, в которых те хранились. Они гнали тысячи заключенных сквозь холодную ночь в панических попытках избежать нависшего над ними правосудия русских. Менгеле сбежал тихо, незаметно, прихватив с собой кое-какие результаты своих исследований, но остальное бросил или уничтожил. Это стало последним оскорблением памяти людей, убитых Менгеле в ходе его безумных экспериментов. Очень скоро другие нацисты – солдаты, бюрократы и врачи – последовали его примеру. Дьявольская машина их государства рухнула, а ее винтики разлетались во все стороны. Под конец остались лишь те, кто должен был замести следы.

Снаружи, перекрывая вой метели, до слуха Аркадия и Дитера доносилась адская симфония воплей, выстрелов и топота сапог. Они сидели в кабинете Дитера.

– Это еще не значит, что для тебя все кончено, Дитер, – сказал Аркадий. – Ты хороший человек. Ты просто выполнял приказы. Русские поймут это. Я с ними поговорю. Я за тебя поручусь.

Дитер улыбнулся грустно, с покорностью судьбе.

– Спасибо, Аркадий. Я понимаю, что ты хочешь мне добра, но то, что мы здесь делали… Трудно будет все это объяснить.

– Ну, тогда спасайся бегством! Садись в машину из автопарка и езжай на запад, не останавливайся, пока не доберешься до Швейцарии. Попроси убежища. Я поеду с тобой. Мы оба спасемся.

Аркадий подошел к письменному столу Дитера и после непродолжительных поисков нашел карту. Расстелив ее на столе, он провел по ней кончиком пальца, отыскивая дорогу.

– Сюда, Дитер! Взгляни-ка.

Вид карты не поднял Дитеру настроения.

Помолчав с минуту, длившуюся очень, очень долго, он заговорил, тщательно подбирая слова:

– Аркадий! Это я приказал тебя арестовать и отправить в лабораторию. Это я виноват в том, что тебя пытали.

Дитер стоял позади Аркадия. Он видел, как русский вцепился в край стола. Костяшки его пальцев побелели. Напряглись мускулы спины. Гнев окрасил кожу шеи. Сонная артерия, та самая, что гонит кровь в мозг, вздулась.

– Зачем? – произнес Аркадий. – Зачем ты мне это говоришь?

– Я хочу, что бы ты знал: я сожалею, я не хотел причинить тебе боль, – мягким голосом произнес Дитер, подходя поближе к Аркадию и аккуратно кладя руку ему на плечо, – но по-другому было нельзя.

Игла вонзилась Аркадию в шею. Большой палец Дитера нажал на шток поршня, впрыскивая в кровь заключенного содержимое шприца. Аркадий порывисто развернулся. Одной рукой он схватился за шею. Глаза его округлились и остекленели. Аркадий бросился на Дитера и повалил его на пол, но борьба закончилась, даже не начавшись. В шприце яда хватило бы на пятерых. Дитер не хотел рисковать. Немец схватил Аркадия сзади за шею и держал, пока его тело билось в конвульсиях, а на губах выступала пена. Аркадий уже не дышал, а Дитер все сжимал его шею. Когда немец убедился, что Аркадий мертв, он поднялся и занялся делом. Ему многое надо было успеть, а времени осталось мало.

Начал он с того, что поменял местами досье Аркадия Кулакова, где описывалась его работа в зондеркоманде и эксперименты, которые над ним проводили, со своим собственным, изменив в них фотографии и данные дантиста. Оригиналы он порвал, запихнул обрывки в корзину для бумаги, облил шнапсом и полностью сжег.

Дитер зажег еще одну спичку и осторожно подпалил с краев фальшивое досье на врача. Теперь казалось, что он хотел сжечь документ, но по небрежности не довел дело до конца. Глядя, как тлеет досье, Дитер вспоминал, как Аркадий пропитывал бумагу спитым кофе, чтобы нарисовать на ней карту сокровищ для детей. На глаза навернулась слезинка, но он вытер ее ладонью и постарался успокоиться. На это сейчас просто нет времени… не сейчас… никогда…

Раздевшись до пояса, Дитер взял в правую руку автоматический пистолет для нанесения татуировок. С его помощью он нетвердой рукой набил расплывчатый номер на своем левом предплечье. Затем он обрил голову механической машинкой для стрижки волос. У него на боку была вытатуирована группа крови. Такую татуировку делали всем эсэсовцам на случай, если человек окажется в бессознательном состоянии, а ему спешно понадобится сделать переливание крови. Если союзники ее обнаружат, все для него будет кончено. Дитер полил татуировку едкой кислотой из пузырька. Он не был готов к столь адской боли. Пальцы его разжались, и кислота выплеснулась ему на ребра и спину. Дыша с трудом, он отыскал нейтрализующий кислоту химический препарат и нанес его на места ожога. После, скрежеща зубами, Дитер рассмотрел себя в зеркале: кожа с левой стороны тела под рукой и в области лопатки покраснела и уже начала облезать. Здесь наверняка останутся следы, но хотя бы насчет эсэсовской татуировки ему больше тревожиться не придется.

Затем, переведя дух, Дитер сделал скальпелем глубокий разрез на груди над сердцем. Очертаниями он напоминал тот, который по приказу Дитера сделали на теле у Аркадия. Рану он смочил спиртным, а затем присыпал золой из мусорного ведра. Он боялся инфекции, но рана должна была напоминать грубый шрам. Наложить шов оказалось труднее, чем он думал. Дитер справился, хотя кончики его пальцев дрожали от боли. Когда он переодевался в старую полосатую форму заключенного, пальцы его едва двигались.

Наконец, когда откладывать дальше было уже невозможно, Дитер опустился на колени рядом с Аркадием и принялся раздевать его. С минуту он колебался, не зная, стоит ли оставлять на теле Аркадия «Ролекс», но затем решил, что часы пригодятся, если придется кого-нибудь подкупить, поэтому сунул их себе в карман. Трупное окоченение уже началось, поэтому Дитеру было совсем не просто стянуть с мертвеца брюки и рубашку.

– Быстрее, – сказал он себе. – Ты должен двигаться быстрее.

Раздев приятеля, Дитер скальпелем срезал кожу на руке Аркадия с вытатуированным на ней лагерным номером. После он одел русского в свою эсэсовскую форму.

Когда-то они оба были одной комплекции, но теперь нацистская форма болталась на Аркадии мешком. Исхудавшие руки и ноги торчали из штанин и рукавов, как палки. Арестантская роба Аркадия, напротив, была Дитеру тесновата. Ткань в области груди натянулась, а швы на плечах и руках вот-вот готовы были треснуть. Но ничего сейчас с этим не поделать. Если кто-то удивится его упитанному виду по сравнению с живыми скелетами, оставшимися в Аушвице, он как-нибудь выкрутится.

Взяв лабораторный стакан с кислотой, Дитер осторожно окунул в него по очереди пальцы трупа, удаляя таким образом отпечатки пальцев. Он поморщился от едкой вони. Когда Дитер убедился в том, что труп опознать будет невозможно, он выстрелил Аркадию в висок и оставил пистолет в сжатых пальцах мертвеца. Отступив на пару шагов, он окинул внимательным взглядом всю картину. Нельзя ничего упускать из виду. Он постарался посмотреть на все это глазами солдата Красной Армии. Наверняка тот сочтет Аркадия еще одним нацистом, который выбрал легкую смерть. Теперь, помимо врачей-нацистов, разбежавшихся по всей Европе, живых свидетелей больше не осталось. За последние несколько недель Дитер со всей тщательностью ликвидировал всех взрослых из бараков, кто мог бы его опознать. Выжившие дети не знают, кто он. Для них он безликое чудовище в белом халате.