Книга Опасная командировка - Александр Ковалевский

Дом словно сразу постарел, теперь сюда приходили не развлекаться, а «работать»… Прохожие пугливо проходили мимо круглосуточно горящих окон. Всем было ясно, что всевидящее око победившего пролетариата не дремлет, выискивая все новых и новых врагов народа. В подвалах, где раньше хранились бочки с прекрасным вином, срочно оборудовали замечательные камеры. Здесь днем и ночью тоже горел яркий свет, а от стен бывшего борделя теперь за версту веяло холодом смерти.

Через полгода, 11 июня 1919 года (по старому стилю), в семь часов вечера в город вступили войска Добровольческой армии. Их засыпали цветами и встречали овациями. Пережившие кошмар большевистского нашествия граждане искренне верили, что улицы города уже навсегда очищены от красных. Город оживал на глазах. Городской драматический театр, национализированный советской властью, был возвращен его прежнему владельцу. Сад Коммерческого клуба сдан на летний сезон симфоническому оркестру под управлением Валерия Бердяева. И буквально на следующий день после вступления Добровольческой армии в театре «Миньон», что по Екатеринославской улице, давали спектакль «1613 год, или Воцарение дома Романовых»…

А еще через день вышел номер местной газеты «Новая Россия», в которой преступлениям ЧК была отведена целая полоса.

«Вчера с утра, – писал корреспондент газеты, – толпы народа в течение дня собирались у здания бежавшей «чрезвычайки». С ужасом собравшиеся осматривали те помещения, в которых в течение полугода томились и умирали невинные люди, подозреваемые в нелояльности по отношению к «рабоче-крестьянской» власти. Здание пропахло трупным запахом. Жертвы большевистских зверств расстреливались прямо у стен ЧК и тут же погребались, причем тела убитых едва присыпались землей.

В подвалах дома обнаружена доска, на которой приговоренные к смерти записывали свои последние слова. Жутки эти краткие строки, запечатленные кровью страдальцев…

Во дворе дома устроены две грандиозные братские могилы, в которых расстрелянных погребали одного над другим. Сколько тел предано земле, пока установить не удалось. До вчерашнего вечера извлечено из могилы лишь около 20 трупов. Все они, полураздетые и сильно разложившиеся, лежат в двух комнатах подвального этажа.

Кошмар большевистской «чрезвычайки» в городе закончился. Необходимо немедленное авторитетное следствие, необходимо точно и документально установить обстоятельства зверств, совершившихся в городе в течение последнего полугодия. Необходимо изобличить тех, которые, нагло прикрываясь именем рабочих и крестьян, воскресили в России средневековые зверства…»

Не успели изобличить, к сожалению… Вскоре в город опять вернулись большевики, и взывавшего к авторитетному следствию репортера они безо всякого суда и следствия первым же и расстреляли в очищенных подвалах…

С возвращением «рабоче-крестьянской» власти камеры больше никогда не пустовали. В наиболее прожорливые годы (особенно отличился печально знаменитый тридцать седьмой) в них запихивали до семидесяти человек, а в свободном блоке за сутки расстреливали до ста человек в день…

Прошли годы, менялись вывески: ЧК – ГПУ – НКВД (во время войны в доме разместилось гестапо), затем опять вернулись бравые парни из НКВД, потом НКВД переименовали в МВД. В расстрельном блоке теперь хранились противогазы личного состава, но аура здания оставалась прежней. Из подвалов все так же веяло могильной сыростью, а по ночам по кабинетам бродили призраки замученных в этих стенах людей. Что только ни делали – капитальный ремонт (во время которого первым делом основательно укрепили стены камер), приглашали священника, который на День милиции щедро окропил святой водой все закоулки – ничто не помогло. Мутная история навеки пропитала эти стены, и, пока зловещий дух ЧК витал в райотделе, из подозреваемых выбивали нужные следствию показания апробированными еще чекистами методами, обеспечивая самую высокую в мире раскрываемость, – ведь под пытками человека можно заставить сознаться в чем угодно.

Мнение же налогоплательщиков о милиции, как и прежде, никого не интересовало. По улицам в вечернее время уже боялись ходить сами сотрудники милиции, зато процент раскрываемости преступлений в текущем году был всегда выше, чем в предыдущем. При этом когорта управленцев, в совершенстве владеющих калькуляторами и подсчитывающих эти замечательные проценты, разрослась, невзирая на все сокращения, до поистине угрожающих размеров. На одного патрульного милиционера по статистике приходится десять проверяющих, указующих, подглядывающих (на служебном сленге это называется негласной проверкой). Кому, спрашивается, нужны проблемы обывателей? За своими следить не успеваем! Западные коллеги откровенно растерялись, когда наши начальники спросили, как у них обстоит дело с негласными проверками. Пять раз пришлось переводить, пока до тупых полицейских дошло, о чем идет речь. Изумившись, иноземцы подумали, что у нас, видимо, очень богатая держава, раз она может позволить себе содержать помимо полицейских еще и ораву контролеров за ними. Еще более они удивились бы, узнав, что за месяц работы наш милиционер получает столько, сколько их полицейский за час.

– Начальник штаба, доложите, кого нет на совещании. – Семен Петрович Лошаков тяжелым взглядом обвел всех присутствующих.

– Нет начальника следствия и начальника ОГСБЭП! – бодро доложил начальник штаба, сорокалетний майор с водянистыми глазами.

– Они статкарточки в ИЦ повезли, я знаю. Остальные на месте?

– Так точно, товарищ полковник!

– Тогда начнем. Что у нас там по первому вопросу? – осведомился Лошаков.

– Отчеты начальников служб по трастам, – напомнил ему начальник штаба.

Расследование уголовных дел по трастовым компаниям стало настоящим бичом для всех сотрудников райотдела без исключения. У всех еще были свежи в памяти воспоминания, как по всем телеканалам, тогда еще государственным, вовсю рекламировались доверительные общества, страховые и трастовые компании, невесть откуда взявшиеся новые банки. Счастливые обладатели баснословных процентов лучезарно улыбались с экрана телевизора. Финансовые пирамиды росли, как грибы после обильного дождика, и ошалевшее от беспрецедентной инфляции население в надежде быстро разбогатеть рассовало остатки сбережений по разным «полям чудес» и замерло в тревожном ожидании. У некоторых, правда, все же возникали сомнения: а за счет чего прольется обещанный золотой дождик? Но таких оказались единицы.

На разбитых дорогах стали появляться невиданные доселе новенькие иномарки, как бы подтверждая наступление долгожданного капиталистического рая. И мало кому в «стране дураков» приходила в голову мысль, что вся эта роскошь как раз и произрастает на благодатной почве, удобренной вложениями миллионов лохов. Расплата за подобную доверчивость была жестокой. Трастовые компании, сняв щедрый урожай с доверчивых соотечественников, начали лопаться, как мыльные пузыри. Обобранный мошенниками народ бросился искать справедливости в милицию. По заявлениям обманутых вкладчиков по всей стране были возбуждены тысячи уголовных дел. Масштаб афер с «честным» изъятием денег у населения под несбыточные проценты впечатлял. Когда таких заявлений накопилось под миллион, зависшие дела по «трастам-призракам» пришлось взять на министерский контроль.