Книга Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

Я надеялась на то, что на небесах моя мать, Анна Болейн, наблюдающая за моими деяниями на этой грешной земле, наконец улыбается. Она обещала моему отцу, что родит ему принца, будущего короля Англии, и умерла лишь потому, что не сдержала слова. Из принца, которому дала жизнь очередная его жена, Джейн Сеймур, также не получилось наследника престола – Эдуард, представлявший собой лишь бледную тень нашего отца, ничего не успел сделать для своей державы и умер молодым. Моя же сестра Мария, когда пришло ее время, сумела погубить любовь в сердцах своих людей, обратить ее в горький пепел, подвергнув гонениям протестантов, которых она объявила еретиками.

Устремив взор в серое небо, раскинувшееся над темными ветвями, поблескивающими от изморози под слабым ноябрьским солнцем, я поклялась родителям, что стану настоящей королевой, великой правительницей, каких еще не видела Англия. Многие считают, что пол – это моя слабость, но я поставлю на карту все, только бы доказать им, как они были неправы. В моем слабом и хрупком женском теле, как в колдовском котле, смешались дерзость Анны Болейн и величие Генриха VIII, и получившееся зелье воистину волшебное. Во мне Англия найдет силу, а не слабость и не горечь; я выстою в огне, под дождем и в холод. Я не подведу свой народ!

Я уже научилась скрывать свои слабости, за исключением тех случаев, когда они могли сыграть мне на руку – скажем, женские чары не раз помогали мне выжить. Я знала, что нельзя выказывать своего страха, вообще ничего, что можно было бы использовать против меня, овечки, на которую в любой миг могут наброситься голодные волки. Мне всегда приходилось быть хозяйкой своего сердца, а уверенность в себе, настоящая или всего лишь притворная, – ключевой, жизненно важный ингредиент для той, кому предстоит твердой рукою править державой так, чтобы все плясали под ее дудку. Для того чтобы подчинить свой народ, я должна оправдать его надежды, и у меня нет права на ошибку.

Прибыл Роберт, мой лихой черноволосый и черноокий друг детства. Он почтительно поклонился мне, сидя верхом на своем огромном черном жеребце, к узде которого была привязана потрясающей красоты белая лошадь, сильная, но сложенная весьма изящно. На ее спине красовалось серебряное седло, оббитое горностаевым мехом – я могла хоть сейчас отправиться в путь! Он велел обеим лошадям опуститься передо мной на колени и склонить головы, что привело меня в полнейший восторг – и я рассмеялась, захлопав в ладоши от радости. Я бросилась гладить кобылицу, невзирая на слякотное месиво под ногами, уже оставившее следы на моих белых атласных туфлях. Роберт протянул мне руку, и я крепко ухватилась за нее. Он подсадил меня в седло, и мы помчались по парку, словно ветер. Я чувствовала ледяные пальцы вихря в своих волосах, чувствовала, как трепещут в потоках воздуха белые юбки, будто пытаясь задержать меня, замедлить бешеный бег лошади, но я лишь дерзко рассмеялась и пустила свою белоснежную красавицу галопом. Я была свободна! Свободна, бесстрашна, молода – мне было всего двадцать пять! – и ничто не могло меня остановить! Впервые я понимала истинный смысл выражения «опьяненный властью» – однако я также понимала, что сумею разбавить вино всевластья водой и не дать ему ударить мне в голову. Пропойцы всегда заканчивают плохо, одной из них я уж точно не стану – у меня не было на то права, ведь теперь мне принадлежала вся Англия. На мои плечи легла тяжесть священного долга, выполнение которого было предназначено мне с самого рождения, – я не могла допустить ни одной ошибки. Я дерзко разыграла выпавшую мне карту, и никто не сумеет взять ее из отбоя и вновь ввести в игру.

На пути к милому моему, родному поместью с башенками из красного кирпича, где я провела почти все свое детство, нас остановил мой дорогой и верный друг – сэр Уильям Сесил, который ждал меня в безлистом саду, одетый в строгий черный придворный наряд. Хоть он и служил моим предшественникам, но все равно продолжал втайне давать мне ценные благоразумные советы. Он не раз доказывал свою преданность и полезность, и теперь я приняла решение назначить его государственным секретарем – своей правой рукой, человеком, который знает все и обо всех до мельчайших подробностей.

Я со смехом остановила лошадь, мои разметавшиеся волосы окутали пеленой плечи, словно буйное пламя. Я попыталась хоть немного пригладить свои шелковые кудри, пока Роберт спешивался, чтобы помочь мне спуститься на землю.

Он прижал меня к себе – возможно, многим показалось бы, что слишком крепко, – и на пару секунд остался в таком положении, сдувая непокорную прядку волос с моего уха. Его бедра касались моих, и меня бросило в жар, когда он прошептал:

– Сегодня ночью…

Я залилась смехом, проворно вырвалась из его рук и стала легкомысленно кружиться вокруг него так, что белые юбки вихрем вились вокруг моих стройных ног.

– Да, Роб, у нас и вправду есть повод для праздника – наконец я смогу выполнить свое предназначение, а тебя сделаю королевским конюшим, потому как не могу представить подле себя никого другого во время охоты. Уверена, лучше тебя никто не присмотрит за моими конюшнями, ведь ты понимаешь лошадей как никто другой. Мои лошади должны быть превосходными, Роб, отбери самых лучших, горячих красавцев, настоящих гунтеров[23], которые никогда не устанут прежде меня! Только тебе я могу доверить столь ответственную задачу.

Когда же он упал на колени, пылко прижав к груди поспешно сорванный с головы бархатный берет, белое перо которого щекотало его подбородок, я снова рассмеялась, словно полоумная, и помчалась к Сесилу.

Тот остановился на гравийной дорожке и почтительно преклонил передо мной колени.

– Нет-нет, мой милый друг, не стоит! Поднимайтесь скорее, мой государственный секретарь! – воскликнула я, бросившись помогать ему встать на ноги.

Сесил вздрогнул от изумления, но я ведь видела, с каким трудом ему удалось перебороть боль в коленях, печальную предвестницу недуга, который со временем омрачит его существование и сделает калекой. Хоть ему и было от роду всего тридцать восемь лет, Сесил относился к тем особенным людям, что, казалось, рождались умудренными опытом стариками. Он всегда сутулился – из-за долгих лет, проведенных за письменным столом, сперва в качестве студента, а затем – на службе роду Тюдоров. Его лоб и уголки глаз всегда были испещрены морщинами, а в его по-прежнему густых волосах и бороде давно уже было много больше седых волос, чем темных.

– Ваше величество оказывает мне огромную честь, – сказал он.

– А вы окажете мне огромную услугу, Сесил, если согласитесь разделить со мной бремя правления Англией. Только вас одного нельзя подкупить ни дарами, ни лестью. Только вы, уверена, будете до конца верны мне и Англии. Только вы сможете давать мне нужные советы, даже зная, что они могут мне не понравиться, а то и прогневить меня, и напоминать о том, что личные интересы королевы ничто по сравнению с интересами ее державы. А ежели вы узнаете что-то такое, что мне непременно нужно знать, то расскажете об этом без промедления. И впредь, – добавила я, улыбкой нарушая торжественность момента, – я позволяю вам не опускаться передо мной на колени. Вы можете стоять или сидеть – как вам удобнее, и я буду знать, что вы уважаете и почитаете меня, и вам нет нужды доказывать это снова и снова.