Книга От кутюр - Джейсон Томас

Почувствовав его эрекцию, она повернулась так, чтобы Берт смог войти в нее. Оргазм они испытали одновременно. И словно впервые открыв для себя секс, словно поняв, что все, что было до этого, было лишь ожиданием этих минут, они снова занялись любовью…

…Потом Берт Рэнс и Марселла Тодд долго лежали рядом, обнявшись и дыша, казалось, в унисон.

Но внешний мир начал проникать в мозг Марселлы.

— Берт, — произнесла она, когда его губы снова прижались к ее груди в поцелуе. — Я хочу тебя кое о чем попросить.

— Проси о чем угодно, — прошептал он между поцелуями.

— Это насчет «Высокой моды». — Едва произнеся название журнала, она почувствовала, как он отстранился от нее.

— Холодного душа не надо. Он мне больше не потребуется, — сказал Берт, направляясь к бару, где он налил себе тройную порцию ледяной водки. Он повернулся и сердито посмотрел на Марселлу. — Я вас не понимаю, леди. Мне кажется, я тебя люблю, но иногда я тебя просто не узнаю. Чего ты пытаешься добиться? — Он разозлился.

— Я и сама не понимаю. — Марселла внезапно занервничала, ощутив свою наготу, а больше всего — ошибочность своих действий. — Ты мне действительно небезразличен. И вероятно, я люблю тебя.

— Мы не дети, — тихо и холодно произнес Берт. — А ты ведешь себя как ребенок. Посмотри на свою одежду. Я не дурак, я знаю, что ты хочешь меня, и я хочу тебя.

— Возможно, я несправедлива по отношению к тебе, — сказала Марселла.

— Послушай, возможно, какой-то мужчина обидел тебя. Может, это из-за него ты так себя ведешь, но я не тот мужчина, и мне до тошноты надоело расплачиваться за то, что он сделал или не сделал тебе.

— Ты прав, ты абсолютно прав, но я боюсь потерять свою независимость. Я не могу позволить себе снова нуждаться в мужчине. — Марселле хотелось плакать, но слез не было. — Я не хочу новых обид. А ты можешь меня обидеть. Ты первый за многие годы, кто может меня обидеть.

— Значит, ты настолько любишь меня, что готова отказаться от меня, лишь бы защитить себя. Ты уж прости меня, если я признаюсь, что не вполне понимаю твою логику. По-твоему, нам было бы легче наладить отношения, если бы мы друг друга ненавидели?

— Все изменится в лучшую сторону, как только я разберусь с журналом, — пообещала Марселла. — В настоящее время я не могу думать ни о чем другом. Я не сознавала, что это будет настолько важно для меня, но это так.

— Как жаль, что я не этот журнал, — саркастически заметил Берт, наливая себе еще водки. — Я всего лишь бедный смертный мужчина. Как я могу состязаться с этой кучей страстной бумаги и чернил?

Марселла поняла, что глубоко ранила Берта Рэнса, но не знала, что еще сказать. Она уже использовала свою дочь в качестве предлога, чтобы не позволить себе сблизиться с этим мужчиной. Теперь, когда ее чувства почти захлестнули разум, она воздвигает между ним и собой барьер из журнала. Она не хотела терять этого человека, но и принадлежать ему не хотела.

Берт подошел к двери, распахнул ее и начал спускаться по лестнице. Потом обернулся:

— Знаешь, ты начинаешь напоминать мне Сильвию Хэррингтон. Она тоже спала со своим журналом. Когда сможешь стать женщиной, позвони.

Глава 26

Тяжелые бордовые шторы в спальне Сильвии Хэррингтон не раздвигались уже несколько дней. Мраморная пепельница в форме морской раковины, стоявшая на ночном столике, была полна окурков. Часть пепла просыпалась на розовый ковер. На кровати, среди грязных льняных и прожженных атласных простыней, лежала Сильвия Хэррингтон, одинокая и злая. Больше злая, чем одинокая. В основном ее ярость была направлена на Ричарда Баркли, Дики, этого маленького негодяя, который продал «Высокую моду», ее «Высокую моду», отобрал ее у Сильвии.

В дверь спальни тихо постучали.

— Мисс Хэррингтон, — донесся голос прислуги.

Сильвия злобно глянула на обитые розовым атласом стены и зажгла новую сигарету.

— Мисс Хэррингтон, с вами все в порядке? Я могу что-нибудь для вас сделать? — Молчание. — Мисс Хэррингтон, мне ужасно неудобно вас беспокоить, но вы забыли оставить мой чек.

«А-а, еще один человек, кому небезразлична Сильвия Хэррингтон», — подумала Сильвия. Она встала с постели. Ноги у нее болели. Она взяла сумочку и вытащила чековую книжку.

— Мисс Хэррингтон?

Сильвия неожиданно открыла двойные двери, напугав полную женщину.

— Вот ваш чек. А теперь убирайтесь.

Она подошла к окнам, выходившим на мост Пятьдесят девятой улицы. Служанка быстро выскользнула через заднюю дверь квартиры.

Сильвия осознала, что в ее мире слишком тихо. Не звонит телефон. Не доставляют пакетов нарочные. Не звонит швейцар сообщить, что принесли цветы, и спросить, что с ними делать, нести ли в квартиру. Не приходила даже та маленькая сучка из компании по недвижимости, которая хотела продать Сильвии ее же квартиру. Комнаты были тихими и безжизненными. Она сама была безжизненной. Ее жизнью была «Высокая мода». Без журнала она мертва.

Она уже думала о самоубийстве.

Она все еще думала о самоубийстве. Вероятно, будь в квартире достаточно снотворного, она приняла бы его. Пистолета у нее не было. Выпрыгнуть из окна — несколько мелодраматично. Не то чтобы Сильвия Хэррингтон совсем отвергла мысль о самоубийстве, просто пока еще не сложились обстоятельства.

Вместо этого она решила полить… нет, опрыскать… орхидеи. Она никогда не любила цветы в горшках, но один представитель по связям с общественностью из мира моды подарил ей несколько орхидей. Он был одержим ими, и те, что он подарил Сильвии, отказывались умирать.

— Я всегда думала, что это очень хрупкие растения, — сказала она себе, опрыскивая цветы. — Может, вот такой стала и я. Просто маленькая старая леди, ухаживающая за орхидеями в своей нью-йоркской квартире.

Эта мысль вызвала у нее отпор. Сильвия увидела несколько отмерших листьев и взяла острые ножницы, которыми ее служанка пользовалась, ухаживая за орхидеями. Она взглянула на лезвия… Лезвия.

Почти в трансе она повернулась и пошла в спальню, держа в руке ножницы.

— Отрезать мертвое. Вот и ответ. Отрезать мертвое.

Она вошла в розовую комнату с обитыми шелком стенами и затихла. Единственным звуком в комнате было ее дыхание.

— Отрезать мертвое. Как это правильно! Все будет хорошо, если я отрежу мертвое.

Она подняла ножницы и вонзила их в шелк стенной обивки. Раздался треск разрываемой ткани.

— Отрезать мертвое.

Она снова и снова вонзала ножницы в стену. Затем принялась за бордовые шторы, пока они не повисли лентами и солнечный свет не залил комнату.

— Отрезать мертвое. Отрезать мертвое.

Наконец она добралась до роскошного ложа, раздирая шелк и атлас и неожиданно наполнив светлую комнату тучей перьев и пуха.