Книга Остатки былой роскоши - Лариса Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Управляющий мило беседовал с Иволгиным за чашкой кофе. Когда вошли в кабинет двое, на лицах которых так и было написано: «Осторожно, милиция!», Иволгин не выказал ни удивления, прекрасно зная, какую должность занимает Куликовский, ни испуга. Что отличает Аркашу Иволгина от местных жителей, так это интеллигентность в широком смысле. А также и в узком. Интеллигент в «зауженном» смысле – по понятиям Куликовского – это человек с внешними признаками лоска, в общем-то не обязательными для истинно образованного, воспитанного и культурного человека. Себя он не причисляет к этому утонченному слою, но различает его довольно хорошо и уважает.
Степа увидел Иволгина близко впервые и в ином аспекте, нежели Куликовский. Такие вымытые и начищенные мальчики обычно вызывают в нем недоверие. Он считает, что в их исключительной внешности с исключительными манерами присутствует завуалированная фальшивка, что эти люди ловко разыгрывают спектакли перед другими людьми, чем и добиваются успехов. Тем не менее, к удивлению Заречного, Иволгин держался естественно и без фальши. Степа с чрезвычайным, даже, можно сказать, с неприличным любопытством уставился на молодого бизнесмена, изучал, как нечто запредельное. Дело в том, что в данном случае Аркаша, водивший дружбу с покойником Рощиным, интересовал опера сверх меры. А его патрон тем временем осторожно задавал вопросы:
– У вас ведь до недавнего времени денег не было?
– Совершенно верно, – не юлил Аркадий.
– Сколько вы должны банку?
– С процентами? 178 тысяч 957 долларов, – ответил Иволгин.
– А в рублях?
– Я возвращаю в валюте, но примерно могу сказать. Сумма составляет... около пяти миллионов четырехсот тысяч.
– Круто. Где же вы взяли такую крупную сумму?
– Это допрос? – Неуверенности в Аркаше не чувствовалось. – Кажется, если вы меня в чем-то подозреваете или хотите услышать свидетельские показания, вы должны вызвать меня в отделение милиции повесткой и там допрашивать, так?
– Ну, в общем... да... – жевал слова Куликовский. – Но понимаете, Аркадий, мне бы сегодня, сейчас хотелось услышать ваш ответ. Конечно, если не хотите, не отвечайте! Мы можем вас потом и вызвать. Право ваше – не отвечать сейчас, но ответить-то все равно придется. Потом придется. Так как?
– Не хочу терять время, поэтому отвечу. Просто меня так часто вызывали и так часто допрашивали, что любой вопрос из уст милиции вызывает... вы понимаете. Деньги я взял в банке Цинкова.
– Такую сумму? – не верилось Куликовскому. – Он же знает, что вы неплатежеспособны, ваше имущество заложено...
– Не продолжайте, знает. И все же дал деньги.
– Тогда минуточку. – Куликовский несколько раз набирал номер, наконец попал на того, кто нужен: – Цинков? Здравствуйте. Это Куликовский. Один вопрос. Вы дали деньги Иволгину? Угу. А взглянуть на договор можно? Спасибо. Прямо сейчас приедем. – Положил трубку, долго смотрел на Иволгина. – Аркадий, не согласитесь ли вы проехать с нами к Цинкову? Нет-нет, не смотрите так. Это не арест, а просьба.
– Хорошо, – согласился тот, поднимаясь. – А что с деньгами делать? У меня сегодня последний день отсрочки. Можно я сначала верну их? Это быстро, документы готовы.
– Да, конечно, – сказал Куликовский и вышел. За ним выбежал Степа. – Знаешь, Степан, хочу тебе признаться. Мне иногда бывает... А, ты все равно не поймешь.
И, не сказав, что же с ним бывает, зашагал к выходу торопливо, словно его тяготил здешний воздух. Аркадий действительно появился очень скоро, махнул рукой, мол, еду за вами на собственном транспорте. Тачка у Иволгина крутая – «Порше», модель хоть и не самая последняя, но выделяется.
Цинков встретил вежливо, и только. В кабинет не повел, разговаривал в зале, где проводили операции банковские служащие, пригласив за столик у стены. Степа и его рассматривал с любопытством живодера, прямо расчленял на части. И интерьер банка его интересовал.
Банк Цинкова – самый респектабельный в городе. Внутри работают кондиционеры, обслуживание здесь по западному образцу, никогда клиенту не доставят неудобств, даже не посмотрят косо. Кресла здесь мягкие, полы паркетные, столы блестят полировкой и инкрустацией. Подадут кофе или чай, если нечаянно задержат. В общем, для провинции подобный банк редкость. И эта редкость в городе N! Правда, заслуги городских властей в том нет, но Сабельников при удобном случае хвастает: у нас это есть – банк как в Риме или Бонне. Степа снова остановился взглядом на Цинкове. Уж очень он необычен. С одной стороны, приветлив, с другой – закрыт на все пуговицы. С сотрудниками Цинков разговаривал жестами: взмахнул рукой – ему документы принесли, взмахнул другой – кофе на подносе для всех. Куликовский поглядел в договор, и глаза у него полезли на лоб.
– Странный договор. Разве существует процентная ставка 0,001?
Особенный акцент сделал на нулях, отделяя каждый паузой.
– Да, – сказал Цинков. – Что вас так удивляет? Я имею право назначать какой угодно процент. Я дал Иволгину мои личные деньги.
– Но почему? Ваш поступок мне непонятен.
– Отвечу. – Цинков смотрел на него несколько свысока и чуточку насмешливо. – Мне не нравится, когда закапывают крепких бизнесменов, причем делают это искусственно и нагло. Я имею свой интерес в данном деле. Думаю, после недавней грязной передряги, после реальной угрозы угодить в тюрьму, Аркадий сделает выводы о партнерах, станет моим постоянным клиентом. Мне выгодно иметь богатых клиентов. Выгодно, чтобы таких было много. Поэтому я не хочу, чтобы талантливый бизнесмен погиб.
Все же у Куликовского в каждом глазу сидело по недоверию. Может быть, это было чисто профессиональное недоверие, но он не высказал сомнений вслух, попрощался с банкиром Цинковым, который тут же занялся делами.
В машине он ни словом не обмолвился со Степой, тот вынужден был сам сломать стену молчания:
– Что вам не понравилось в банке Цинкова?
– Все, – лаконично ответил Куликовский, а Степа понял, что лучше не трогать начальника, а то может случиться взрыв, напоминающий атомный, тогда, кроме матерных, других слов не услышишь долго.
Да, наверняка интуиция Куликовского права. А делать нечего, нет доказательств, что Цинков и Иволгин в сговоре. Он банкир, сколько хочет, столько и дерет процентов. Кстати, возвращенная Иволгиным сумма около двухсот тысяч, и как раз такой суммы лишилась «великолепная семерка». Степа посмеивался над ситуацией, пряча улыбку. Ну весело ему вдруг стало, что ты будешь делать!
Однако к четырем часам дня новости пришли убийственные. Куликовский выслушал сообщение, и взрыв состоялся. Десять минут из него извергалось как из рога изобилия. А закончил он просто и доступно:
– Вот это поработали! Сидя дома!
Фоменко очутился на краю пропасти. На мозги давили цифры. Все его существование было наполнено этими цифрами. В них, только в них был для него смысл жизни. Кто сказал, что деньги не пахнут? Пахнут! Успехом, почетом, уверенностью, связями, изобилием. Добывая их, Фоменко вывернул себя наизнанку и не жалел о том. Разве что однажды, когда простым смертным не выплачивалась заработная плата, а он узнал, что его школьная любовь заболела дистрофией и в тяжелейшем состоянии доставлена в больницу. В скором времени она скончалась. Вот тогда и защемило в сердце, охватила тоска по былому, но быстро прошла.