Книга Энигматист. Дело о Божьей Матери - Артур Крупенин

Не могу не упомянуть еще об одном пристрастии Юлиана. Несмотря на благороднейшее происхождение, ему всегда нравились картины, которые иные благородные патриции обычно чопорно обзывают рипарографией, или «грязнописью». Я говорю о сюжетах столь низменных, что иному ревнителю чистоты искусств они могли бы показаться непристойными. Речь идет о художниках вроде афинянина Пирейка, посвятивших свою кисть вдохновенному изображению обыденности: цирюльников, сапожников, собак, лошадей, навьюченных осликов и всяческой снеди. Этот последний вид живописи, изображающий фрукты, овощи и охотничьи трофеи, в свое время кто-то остроумно нарек «ксенией» — так мы, греки, называем подношения чужестранцу, традиционно состоящие из еды и питья.

А еще император ценил изящно выполненные изображения рыб, особенно те, что принадлежали кисти искусного Андрохида, которого он в шутку прозвал «ихтиографом».

Несмотря на тягу ко всем вышеперечисленным новшествам, самым любимым произведением у Юлиана всегда был «Зевс, окруженный сонмом богов» — творение Зевксиса, приводившее в трепет всех, кому выпало счастье созерцать богодухновенный шедевр. Став Августом, он повсюду возил за собой эту гениальную картину во вспомогательном обозе…

Глава XXXVIII

Глеб набрал Франческу:

— А что говорит про объявление сам Вески?

— Он в бешенстве. Говорит, его подставили. Ночью кто-то взломал сайт ассоциации, и вот результат.

— А Вески, часом, не врет?

— Вряд ли. Он чуть не кричал от возмущения.

— Ну хорошо, а выяснить, кто разместил объявление, Вески сможет?

— Уже пытался, но ничего не вышло.

— Значит, остается заявить в полицию?

— Разумеется. Юристы ассоциации уже сделали это, так что Брулья наверняка в курсе. Почему бы тебе не расспросить его?

Совет показался Глебу разумным, и, прежде чем сообщать новость в Москву, он отправился к комиссару.

Доложив обо всех новостях Деду и получив в ответ очередные упреки в безынициативности и обычную порцию начальственного гнева, Лучко поплелся в кабинет и снова засел за документы.

Он еще раз перечитал протокол допроса Лопарева. Приходилось признать, что выбор родноверцев в качестве исполнителей плана по похищению православных икон был почти идеальным. Тот, кто его разработал, явно сделал это с тонким расчетом. Ребятам забили глупые молодые головы всякой религиозной дребеденью, они теперь люто ненавидят православную церковь — ну еще бы, она ведь уничтожила исконно славянскую религию — и готовы пойти на все, чтобы поквитаться с обидчиками за историческую несправедливость. Даже на убийство.

Лучко поежился, вспомнив последнюю поездку на поляну, где закопали Пышкина, и заключение о причинах его смерти. Даже видавшему виды Семенычу было не по себе. Вручая Лучко отчет о вскрытии и, по обыкновению, покуривая какую-то невероятно вонючую гадость, всегда сдержанный на язык судмедэксперт впервые на памяти капитана чуть было не выругался.

— Мать… честная! Твоего реставратора дружки закопали еще живьем! А раз это произошло в пятницу, значит, когда в субботу на поляну съехались братья-родноверцы, свои танцы с бубнами они танцевали аккурат над задыхающимся Пышкиным!

— А я был уверен, что парня заколол кортиком Рябов.

Семеныч снова пустил клуб дыма, вполне достойный трубы тяжелого локомотива, и покачал головой:

— Как говорится, резал-резал, недорезал. Сильно сомневаюсь, что те, кто закапывал Пышкина, не ведали, что творят.

— Я тебя понял, учту.

— Это пусть суд учитывает, — мрачно заметил Семеныч и разразился судорожным кашлем заядлого курильщика.

Поморщившись, капитан запустил руку в вазочку, полную конфет, и вытащил целую горсть. Неприятные мысли лучше пережевывать вперемешку с шоколадом.

Комиссар находился в прекрасном расположении духа. Можно даже сказать, игривом. Да и выглядел шеф полиции намного свежее, чем во время предыдущих встреч.

— Вы будто в отпуске побывали, — заметил Глеб.

— Лучше, — улыбнулся Брулья. — Мне удалось наконец отоспаться. Господи, что за райское наслаждение — дрыхнуть двое суток подряд! В общем, теперь я снова как огурчик. — Дабы проиллюстрировать эту свою вновь обретенную бодрость, комиссар изящным жестом подтянул галстук. — А что нового у вас?

Попросив разрешения воспользоваться Интернетом, Глеб набрал адрес сайта ассоциации «Новый Рим» и развернул экран к Брулье.

— Хм, я уже в курсе. Если это и впрямь взлом, надо срочно привлечь людей из нашего Департамента почты и связи. Преступность в Сети — их епархия. Я в этом, признаться, мало что смыслю.

Глеб сообщил о решении Москвы отозвать его домой за ненадобностью. Комиссар отреагировал на эту новость самым неожиданным образом:

— Ни в коем случае не уезжайте!

— Но почему?

— У меня на вас планы.

— Планы? А вас не затруднит поделиться ими со мной?

— Assolutamente[8]. — Брулья расплылся в улыбке и показал на кресло. — Устраивайтесь поудобней. Это займет какое-то время.

Комиссар отворил массивную дверцу сейфа, но извлек оттуда отнюдь не папку с грифом «Секретно», а бутылку с граппой. Уловив оживление в глазах гостя, Брулья предложил хлопнуть по рюмашке.

— Ну, если, конечно, не рановато, — с сомнением произнес Глеб. — Я ведь взял машину напрокат, собираюсь осмотреть кое-какие достопримечательности.

— Никакой трагедии, — уверил его комиссар, разливая по крохотным рюмкам шикарную «ризерву» двенадцатилетней выдержки.

Глеб с удовольствием приложился к эликсиру.

— Мы же с вами понимаем, — подмигнув сказал комиссар, — что в силу национальных особенностей к вечеру большинство участников дорожного движения на улицах итальянских городов в той или иной степени находятся под воздействием алкоголя. Не в Германии ведь живем, верно? А теперь представьте, что в отличие от большинства водителей вы чисты как стекло. Представили?

— Пытаюсь.

— Так к чему это может привести?

Не находя ответа, Глеб с интересом ожидал версию комиссара.

— Вы будете неадекватны, — глубокомысленно изрек тот. — А неадекватность опасна и чревата происшествиями. Поверьте, я знаю, о чем говорю.

У Глеба не было никаких оснований ставить под сомнение жизненный и профессиональный опыт комиссара, поэтому он не стал отказываться и от второй порции любимого напитка. Лишь после этого Брулья наконец перешел к сути своего плана.

— Если мы не можем найти их, пусть они найдут нас.

— Это как? — в замешательстве спросил Глеб.