Книга Вавилон. Месопотамия и рождение цивилизации. MV-DCC до н. э. - Пол Кривачек

Как и более древние законы Ур-Намму, это не свод юридических норм в нашем современном понимании – охватывает не все стороны жизни и не устанавливает правовые принципы. Вместо этого он предлагает перечень парадигм, записи образцов судебных дел, которые, вероятно, слушались царем, но на самом деле, наверное, представляли давнюю юридическую традицию, больше похожую на англосаксонское общее право, ставящее на первое место прецедент и прецедентное право, с его сильным неприятием всеохватывающих схем, как в европейском Кодексе Наполеона.

Тем не менее этот текст охватывает большой спектр случаев. После длинной преамбулы – восхваления Хаммурапи как защитника слабых и угнетенных и подробного описания регионов, которыми он правил, идет перечень приблизительно 280 судебных решений, касающихся семьи, рабства, профессиональных, торговых, сельскохозяйственных и административных законов, включая установление стандартных цен на товары и размера заработка наемных рабочих. Раздел семейного права самый большой; он регулирует вопросы, связанные с обручением, браком и разводом, супружеской неверностью и инцестом, детьми, усыновлением и наследованием.

Многие судебные решения поражают современного читателя как справедливые и разумные. Например:

«Если мужчина хочет уйти от женщины, которая родила ему детей, или от жены, которая родила ему детей, то он должен отдать той жене приданое и часть дохода с поля, сада и собственности, чтобы она могла растить своих детей. Когда она вырастит детей, часть того, что дано детям, равная доле одного сына, должна быть отдана ей. Тогда она может выйти замуж за мужчину, который ей по сердцу.

Если женщина ссорится со своим мужем и говорит: „Ты мне не годишься“, то она должна представить причины своего предубеждения. Если на ней нет вины, а он уходит и пренебрегает ею, то она должна взять свое приданое и вернуться в дом своего отца».

С другой стороны, законы Хаммурапи, как известно, отличаются от законов Ур-Намму тем, что, вместо того чтобы определять финансовые штрафы, многие судебные решения закрепляют принцип lex talionis – «закон возмездия», известный как «око за око»:

«Если человек выбьет глаз другому человеку, то у него будет выбит глаз.

Если он сломает кость другому человеку, у него будет сломана кость.

Если человек выбьет зубы человеку, равному ему по положению, то у него будут выбиты зубы.

Если строитель возводит для кого-то дом и делает это не должным образом, и дом, который он построил, рушится и убивает своего владельца, то этот строитель будет лишен жизни.

Если погибнет сын владельца дома, то будет лишен жизни сын того строителя».

Часто предполагалось, что эти явно более жестокие наказания раскрывают остаточную и непреодолимую дикость и варварство, присущие семитскому в противоположность благородному шумерскому менталитету. В таком суждении слышится сильное предубеждение. Гораздо более вероятно то, что законы Хаммурапи отражают потрясение от беспрецедентной общественной окружающей среды – многонационального и многоплеменного вавилонского мира.

В более древние шумеро-аккадские времена все общины ощущали себя членами одной семьи, все считались равными слугами под божьими очами. В таких обстоятельствах споры могли решить, обратившись к общепринятой системе ценностей, в которой кровь была гуще, чем вода, и справедливое возмещение убытков оказывалось желательнее мести. Однако теперь, когда городские жители жили бок о бок с кочевниками с совершенно другим образом жизни, когда люди, говорившие на нескольких западных семитско-амуррских языках, равно как и другие, оказались вместе с непонимающими аккадцами, противоречия, вероятно, легко выливались в конфликт. Кровная месть и родовая вражда, вероятно, часто угрожали единству империи. Драконовские вавилонские законы, как и схожие юридические положения еврейской Библии, отражают и пытаются ограничить возможность раздоров и насилия, которые всегда сопутствуют раздробленному обществу. Контраст с предыдущими сводами законов говорит нам о том, что правила игры изменились, возникли совершенно другие способы общественного урегулирования разногласий.

Ушло в небытие древнее восприятие земли как территории, поделенной на сферы влияния отдельных городов-государств со своими собственными правящими божествами, представление о городе, стране, народе, урожае и скоте как основе всего и собственности богов, которое царило на протяжении 2 тысяч лет. Вследствие этого возник новый образец государств с большой территорией. Появились два главных центра – Ашшур, контролировавший весь север, и Вавилон, правивший на всем юге.

Исчезло чувство единства всего населения, имевшего одних и тех же шумеро-аккадских предков, ношу и судьбу. Вряд ли могло быть иначе, когда столь многие представители правящего класса были родом из других мест. Сохранялось странное двойственное отношение к приезжим. В то самое время, когда литературные тексты обливали амурру презрением как примитивных и враждебных варваров, вавилонский царь Хаммурапи с гордостью называл себя царем амореев. Но хотя знаменитый свод законов подразумевал, что люди, принадлежавшие к разным народам, нередко сталкивались друг с другом лбами, по-видимому, в целом этнические раздоры не перешли людям в постоянное наследство. Правда, в своде законов мы все же находим намеки на социальное разделение.

Законы Хаммурапи говорят нам, что в Вавилоне существовали три класса: awilum – свободные люди или «господа», mushkenum – представители низших сословий и wardum – рабы. Слово mushkenum происходит от семитского слова, означающего «то или тот, кто есть, поставленный на свое место» (тот же самый семитский корень употребляется по сей день, почти четыре тысячелетия спустя, в некоторых современных романских языках, вроде французского, в котором mesquin означает «низкого происхождения, ничтожный или жалкий»). И хотя реальных фактов нет, есть искушение истолковать изначальное значение слова awilum как «представитель вторгшегося правящего класса амореев», а mushkenum – «уроженец этой земли», низведенный до более низкого социального положения. Так это или нет, безусловно, можно сказать, что утрата этнической однородности привела, как это часто происходило в разные времена и в различных местах, к исчезновению общественного единства. Давний шумерский идеал общества ушел в небытие и был похоронен.

Поэтому и исчезла тяга шумеров к коллективизму и централизованному планированию. С этого момента началась эра приватизации и привлечения внешних ресурсов для решения собственных проблем – не было такого понятия, как общество; существовали просто отдельные мужчины и женщины и семьи – какие-то богатые, какие-то бедные, одни слабые, другие могущественные. Конечно, оставались храмовое и дворцовое поместья, но большая часть их рабочей силы, а с ней и ответственность распространялись на тех, кто их обслуживал, – чиновников и ремесленников, равно как и землепашцев и пастухов. Между тем сельскохозяйственные работники и ремесленники нанимались и увольнялись с учетом сезона, а независимые предприниматели и налоговые откупщики брали на себя обязательства заниматься денежными и коммерческими делами поместий.

В итоге возникла финансовая система, очень похожая на современную – с ее банками и капиталовложениями, ссудами, закладными, паями и долговыми обязательствами, торговыми компаниями и деловым партнерством. Это был первый эксперимент в истории меркантилистского капитализма со всеми последствиями – как негативными, так и позитивными.