Книга Записки морского офицера - Владимир Броневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осматривая потопленную «Венусом» лодку, нашлось, что хотя оная и не годилась к продолжению службы, но можно было снять с нее пушки. Капитан поручил мне поднять их. Едва водолазы успели достать несколько ружей и другого мелкого оружия, а боцман приступил к поднятию пушек, вдруг из дома и из садовой стены сделали по нас несколько выстрелов, мы им отвечали картечью с баркаса, и скоро французы, бежавшие со взятых судов, сильно нас атаковали; продолжая работу, мы перестреливались и уже одну пушку достали из воды. Во время сильной пальбы с обеих сторон вышел на набережную поселянин и смело пошел между двух огней к шлюпкам. Люди наши, заметив, что он был безоружен и беспрестанно крестился, пропустили без вреда. Французы обратили на него все выстрелы, старик бросился в воду, начал тонуть; но как он был уже недалеко от потопленной лодки, то работавшие на ней люди спасли его и представили ко мне. Я спросил, что побудило его подвергнуться такой опасности. Господине! отвечал славянин, я не боюсь смерти и пришел просить вас пощадить дом мой; в нем все мое состояние. Оно неважно, до далматины ожидают от вас своего спасения, неужели вы первый шаг свой желаете ознаменовать угнетением того народа, который по крови, вере и предкам вам родные братья; мы и без того слишком несчастливы! при сем он залился слезами. Хотя он был весьма просто одет, но объяснение его на итальянском языке понудило меня спросить, кто он таков? Я – граф Ивечевич и гражданский начальник сего округа, отвечал он, показывая на горы. Поезжайте скорее на фрегат, сказал я ему, конечно, капитан прикажет мне отступить; мы имеем повеление щадить во всех случаях далматцев; будьте уверены, что дом ваш будет цел. Чрез полчаса, как граф отправился на фрегат, сзади садов я услышал пальбу. Французы побежали, а капитан в то же время прислал мне сказать, чтобы я, не преследуя их, поспешил доставить пушки на фрегат.
Едва французы оставили сад и дом, как множество народа вышло на набережную. Тот же граф предложил мне помочь поднять лодку, и действие вдруг переменилось. Мы окружены были добрыми поселянами, на лицах коих сияла искренняя беспритворная радость. В несколько минут последовала полная доверенность; женщины и дети без робости смешались с матросами. Слыша еще в первый раз иностранцев, говорящих понятным для них языком, они улыбались от восхищения. Старушки, стоя в отдалении, творили молитву; старики, с любопытством осматривая нас с ног до головы, плескали руками и с восторгом произносили: «Вот наша братья христиане». Между тем как работа продолжалась, гостеприимные славяне принесли вина, хлеба и плодов и разложили костры, дабы лучшим, что они имели, угостить нас. С сердечным удовольствием видел я, как добродушно люди наши общались с жителями, и можно сказать, что ни одно сражение, ни одна знаменитая победа не кончилась лучшим и приятным сельским пиром. Не должно ли сожалеть, что народ, столь нам приверженный и однородный, повинуется чуждому властителю?
К вечеру возвратились те далматы, кои напали на французов, и объявили, что они успели сжечь еще одну лодку, которая также была повреждена и стояла на мели. Люди, при оной бывшие (так они нас уверяли) вместе с теми, которые бежали со взятой нами лодки и шебеки, все побиты. Когда пушки и другие военные снаряды потопленной лодки, называемой Battaglia di Marengo (Баталья ди Маренго), подняты, а лодка подарены жителям; отряд снялся с якоря и 23 июня лейтенант Насекин, назначенный командиром шебеки «Генрих», на острове Лезино у селения Св. Георгия взял на батарее 2 медных пушки и судно с вином, собранным на острове для французов.
24 июня, прибыв к Станьо, отряд расположился так, что неприятель не осмеливался перевозить войск своих из Далмации в сей рагузский город, а принужден был обходить по берегу и по крутым горам, где нет дорог, перевозить провиант на ослах. От Станьо перешли мы к Наренто, где успели перехватить несколько судов с провизией. 29 июня, получив известие о снятии осады Рагузы, при свежем ветре, прибыли мы в Курцолу, а оттуда 3 июля в Кастель-Ново. Пленные шебеки, имея российский вверху, а внизу французский флаги, салютовали адмиралу каждая по 9 выстрелов. При осмотре их адмирал переименовал «Генрих» «Забиякой», а «Тременда» названа «Ужасной».
Снятие осады Новой Рагузы
Когда 4 июня получено высочайшее повеление сдать Боко ди Катаро австрийцам, то до того времени, пока можно было содержать сие в тайне, войска черногорские и приморские весьма дружно и храбро содействовали нашим; но после, когда стат. сов. Санковский, как доверенная особа от двора, начал приуготовлять народ к принятию с повиновением решения Его Императорского Величества, то народ, пребывая в совершенном унынии, не оказывал уже прежнего усердия. Узнав же, что австрийцы должны передать их французам, они потеряли всю свою бодрость. В таковом состоянии, имея надежду на одни регулярные войска, совершенно нельзя было ничего предпринять в рассуждении штурмования Рагузы, крепости довольно сильной и такой, которая имеет превосходный гарнизон, считая одних французов, кроме жителей, хорошо вооруженных и готовых защищаться до последних сил своих. По сим обстоятельствам должно было заниматься одной только осадой, во ожидании, не сдастся ли неприятель, истощив свой запас или по недостатку воды. Здесь надобно отдать справедливость неутомимым войскам нашим, которые, быв всегда на открытом воздухе, почти непрерывно под ружьем, могли с достойным истинных героев терпением держаться столько времени в совершенном бдении.
Линия, занимаемая регулярными войсками, подкреплена была еще одним батальоном 13-го егерского полка, доставленным из Корфы; сия линия весьма пространна была для 2300 человек, из чего весь отряд состоял; но за всем тем оставалось одно только опасение, чтобы турки не пропустили неприятеля чрез свои земли, откуда можно поставить войска наши между двух огней; но они уверяли, что без кровопролития никак не пропустят. Каждое ядро и бомба с батарей наших причиняли некоторый вред в городе. Неприятель, приноровив все свои пушки на оные, только повредил у нас один картаул, попав ядром в средину дула, и убил одного морского канонира и двух черногорцев. Во уважение несчастного положения городских жителей, которые по причине, что французы отняли от них хлеб и воду, истаивали от голода и жажды в разрушенных бомбами домах своих, адмирал предложил французам капитуляцию и два раза были переговоры; но Лористон, не имея нужды в продовольствии и ожидая с часу на час своего сикурсу, никак не хотел сдаться, а склонял переговоры к тому, чтобы оставить нам Боко ди Катаро, а он оставит Рагузскую республику.
16 и 21 июня французы делали вылазки. В первый раз в полночь числом до 350 человек напали они на наш правый фланг, но тотчас были прогнаны с потерей 10 убитых и 23 раненых, в плен попавшихся. Во второй раз перед вечером митрополит послал отряд черногорцев зажечь в предместье ближайшие в крепости дома, из коих французы обеспокоивали их, что ими и учинено; по сей причине французы выслали человек до 400 под прикрытием картечных выстрелов с крепости. При сем случае, как по взятым черногорцами ружьям полагать можно, потеря неприятеля простиралась до ста человек, наша же в оба раза состояла в 5 рядовых морского полка и 8 черногорцев. После сих неудачных покушений французы не выходили из крепости, и в таком состоянии осада продолжалась до 24 июня.