Книга Великие любовницы - Эльвира Ватала

И вот в возрасте тридцати лет Ла Вальер стала монахиней-кармелиткой и проживет еще целых тридцать шесть лет! В монастыре напишет свой литературно-философский труд «Размышления о милосердии божьем». Мы этот уникальный труд не читали, дорогой читатель. Просто потому, что он недоступен в наших библиотеках и архивах. Сожалеем, конечно. Может, из него мы бы узнали, что милосердие божье далеко превосходит милосердие великих королей, которые, утратив любовь к горячо обожаемым когда-то ими женщинам, никогда позже к ним, даже в мыслях, не возвращались.

Ну, царствование Франсуазы Монтеспан теперь полное!

Вот теперь-то у нее полное раздолье во всем! Сколько там «пощипала» Ла Вальер королевскую казну? Фи, на какие-то там несчастные сотни тысяч франков. Сейчас миллионами бросаться будут в угоду Монтеспан. Чего только у нее нет! А ну подвиньтесь, Мария Тереза! Вам в Версале достаточно и одиннадцати комнат на первом этаже, на втором, более престижном, расположатся двадцать две комнаты Монтеспан. О, этот великолепный Версаль! Нет никого, кто бы не знал этот дворец. Этот великан полон зал, галерей, лестниц, тайных проходов, прекрасных салонов и темных уголков. Строился он для Ла Вальер, теперь достраивается для Монтеспан, окончательно достроится для Ментенон. Но если второй любовнице великолепнейшие зеркальные залы, для третьей будут… молельни… Две прекрасно и богато оборудованные молельни построили для Ментенон, ибо эта ханжа каждое великолепие превращала в келью. Сейчас пристраивается к Версалю огромная пристройка, носящая название Эрмитаж. Не от него ли произошел петербургский Эрмитаж при Екатерине Великой? Пристройка занимает целое крыло королевского дворца и состоит из картинной галереи, двух небольших комнат для карточной игры и еще одной, где ужинают на двух столах «по-семейному», а рядом с этими комнатами находится зимний сад, крытый и хорошо освещенный. Там гуляют среди деревьев и многочисленных горшков с цветами. Там летают и поют разные птицы, главным образом канарейки. Нагревается сад подземными печами. Здесь гуляют и отдыхают. Монтеспан решила превзойти оранжерею Версаля и, когда Людовик XIV подарил ей великолепный дворец Кланьи, она пожала плечами и сказала пренебрежительно: «Ох, это годится для какой-нибудь оперной певички, не для меня». Приказала дворец разрушить и на его месте построить свой, собственный, по своему вкусу и желанию и без всякого ограничения в расходах. Король уступил желанию своей новой любовницы, и вот возникло такое чудо. Опишем только один из его залов: «Посередине возвышались две огромные скалы, из которых ароматная смесь вод лилась в обширные бассейны, каждый день сменяемые туберозы и жасмины как бы росли между скалами, откуда брызгал высокий, на десять метров фонтан. Десятки птичек из позолоченного дерева пели на посеребренных ветках, начиненные соломой, дикие звери каждый час выходили из щелей и скальных гротов и издавали согласно своей натуре звук.

Над всем этим монументом доминировал Орфей с лирой, который теребил струны, исполняя какую-то мелодию. Размещенные вокруг помещения зеркала отражали бесконечную ширь и глубь».

Знаете такую сказочку, дорогой читатель, когда принцесса, не оценив пение живого соловья, восхитилась пением искусственной золотой птички. Вот примерно так же решила Монтеспан: живые соловьи, вон их сколько во дворцах наплодилось! В России у господина Потемкина они даже в его Таврическом дворце не только поют, но и гнезда вьют, и птенцов выводят, что уж совсем соловьям не свойственно, непривычным рожать в неволе. У каждого, почитай, вельможи полным полно всяких диковинок во дворцах, начиная с белого грача и кончая полуметровым карликом. Эка диковинка! А вы, господа хорошие, попробуйте сделать, чтобы у вас позолоченные птички по саду порхали и искусственные зверюги натуральные вопли издавали. Это какое же мастерство требуется! Ошеломить! «Всегда и во всем ошеломлять!» — так охарактеризовала эту черту характера Монтеспан третья любовница короля Ментенон. У нее мыши белые по белоснежным ручкам бегают, а надоест по ручкам, пусть по столу бегают, запряженные в маленькие кареты, искусным столяром сделанные. У нас Петр III для своих мышек самолично маленькие виселицы стругал и вешал их без пардону, а тут чужими руками ведь «чудо» сделано. «Всегда она должна всех удивлять, — скажем мы словами писателя Хандернагора, вложенными в уста Ментенон, — не делать того, что все делают, и вводить людей в неописуемый восторг и удивление! Медведи во дворцовых апартаментах, скальные гроты в комнатах, платье все в бриллиантах, багаж, перевозимый на верблюжьих горбах, три миллиона, поставленные едва на три карты, кареты, запряженные мышами, и собственные дети, леченные ядом змей»[80].

Ну, насчет медведей в апартаментах Монтеспан историк немного слукавил, дорогой читатель. Насчет медведей мы ничего не знаем и не уверены, но что она коз и свиней в Версальских покоях держала — это нам точно известно. Помещения для зверюшек были, правда, без версальской мебели, и спали они на обыкновенной соломе, но потолки у них были, конечно, лепные и с позолотой. Ничего в этом нет удивительного. Выводила же маркиза Помпадур курочек в Версале и каждое утро свеженькое яичко королю Людовику XV заносила. Версаль хорошо, но еще несколько дворцов для Монтеспан лучше. И вот она получает фарфоровый, то есть построенный в китайском духе, Трианон. Его потом очень полюбит Мария Антуанетта и начнет там свои фермы на лугах строить и парным молочком из золотых кубков своих гостей поить.

Маркиза Помпадур.

Какие-то хроникеры подсчитали с бухгалтерской точностью, сколько королевской казне стоила Монтеспан и ее безумные затеи. Мы в эти цифровые дебри не вдаемся, скажем коротко: много. По количеству истраченных на нее денег из королевской казны она только с метрессой Людовика XV маркизой Помпадур может сравняться. Но король так очарован своей любовницей, что все безумные траты ей прощал, а даже огромные ее карточные долги из своего кармана покрывал. Маркиза была азартным игроком, играла на большие суммы и проигрывать маленькие суммы считала ниже своего достоинства. Ну и радоваться бы своему, так негаданно выпавшему ей счастью, да бес ее попутал, собственно, не бес, а злой, капризный и невыносимый характер. Да, Монтеспан зла и капризна. Если куртизанка хочет надолго удержать в своих руках монарха, ей не следовало бы обладать этими чертами или, в крайнем случае, постараться их скрыть. Где там! Никому проходу нет от злого язычка Монтеспан. Раньше было очень модно остроумие, и, бывало, дамы соревновались друг с другом в разных каламбурах. Остроумие, но не злословие. У Монтеспан остроумие переросло в сарказм. Придворные говорили: «Пройти под ее окнами — это все равно что пройти сквозь строй». Совершенно испортились ее отношения с королевой. Если раньше, когда Монтеспан еще не имела такой абсолютной власти над королем, она считалась с Марией Терезой и не позволяла себе ядовитые замечания, то сейчас, войдя в силу, совсем распустилась. Марии Терезе беспрестанно докладывают, как осмеивает ее в глазах придворных Монтеспан, и даже король однажды не выдержал и заявил своей фаворитке по поводу неуместной шутки, причем далеко не лестной в адрес его жены: «Сударыня, не забывайте, что вы говорите о вашей королеве». Напрасно! Яд в крови Монтеспан. Она подсмеивается даже над самим королем. Издевается над его беззубым ртом. Откровенно заявляет, что у него плохо пахнет изо рта. У короля, действительно, были проблемы с зубами. «Вырывая его верхние коренные зубы, дантисты вырвали добрую часть его нёба»[81]. Постоянно происходило нагноение рта, но чтобы вот так во всеуслышание, при придворных заявить королю: «Сир, у вас дурно пахнет изо рта».