Книга Двор чудес - Мишель Зевако

В тот же миг занавесь распахнулась и появилась Мадлен Феррон. Король инстинктивно поднес руку к кинжалу.

Она была одета в то самое платье, которое он сейчас описывал, подошла к нему, улыбаясь, и сказала тем полным очарования голосом, который потрясал любого мужчину:

— Вот и я, мой дорогой господин!

Франциск весь побледнел и отступил назад.

Но секунду спустя она уже была рядом с ним. Она обвила вокруг его шеи нагие руки — прекрасные руки, безупречные по чистоте линий, — протянула к нему влажные губы, и глаза, подернутые поволокой любви, погрузились в глаза короля. Она плотно прижалась к нему, сплелась с ним, согревала его своим горячим дыханием…

— Как долго ты не приходил, злодей! — шептала она. — Как давно ты не был весь мой! Ах, Франсуа, как я люблю тебя! А ты меня любишь?

Странное безумие сперва овладело королем Теперь безумие, колотившееся в его висках, было безумием любви. Мадлен завоевала его своей всепоглощающей лаской. Он дрожал и думал: «Призрак она или нет — она обворожительна! Увлеки она меня хоть в ад — я с ней!»

Но последние слова Прекрасной Фероньерки несколько рассеяли очарование страсти и страха.

— Это вы! — тихо сказал Франциск. — Действительно вы! Или вы забыли ужасную сцену в доме Прокаженной?

Он попытался вырваться, но она была гибче, изворотливей, да и крепче, и только сильнее прижалась к нему.

— Молчи! — шептала она. — То, что я сделала — сделала из любви, милый мой Франсуа! Я только и мечтаю о том, чтоб умереть в твоих руках, испустить дух под твоими поцелуями… Послушай, как бьется мое сердце…

Он опять попытался освободиться, потом воззвал ко всему, что могло пробудить в нем злобу и ярость.

— Вы убили меня! — крикнул он. — Вы стали для меня ужасной шлюхой, чей поцелуй несет смерть!

— Молчи! Я слишком сильно тебя любила!

При всем том она внимательно за ним наблюдала, осматривала лицо, глаза, рот, жадно искала видимые приметы заразы… Да-да, сомневаться не приходилось… король был заражен, обречен… кинжал Дурного Жана был уже ни к чему!

Она видела жуткие знаки, постыдные стигматы болезни, от которой не знали средств, и сердце ее заходилось!

Франциск I заметил искру радости в ее глазах.

— Проклятье! — взревел он. — Ты хотела убедиться, что дело твое удалось! Хотела увидеть, что я осужден на самую страшную из всех смертей! Нет же, шлюха, ты умрешь раньше меня!

И он изо всех сил попытался ее оттолкнуть, схватиться за кинжал… Но страсть уже сжигала, парализовала его.

Он хотел убить эту женщину, но в то же время яростно желал обнять ее еще раз. Король поднял руку… блеснул кинжал…

— Умри! — прохрипел он. — Умри, как подзаборная!..

— Да, да! — пролепетала она. — Убей меня, любимый Франсуа, убей! Гляди!

Она оторвалась от него и проворным движением сбросила платье — явилась во всей своей блистательной наготе: грудь ее вздымалась, губы трепетали, руки протянуты…

— Убей же меня, — произнесла она, — но убей любовью!

Франциск I хрипло вздохнул, бросил наземь кинжал и, сам будучи охвачен лихорадкой, покорен сладострастием, пал на колени.

Она торжествующе вскрикнула, схватила его, подняла, впилась в его губы своими губами и прошептала:

— Да, мы прокляты — пусть! Но быть проклятой вместе с тобой — это рай… О Франсуа, Франсуа… прежде, чем погрузиться в ад… еще одну ночь… ночь нечеловеческих наслаждений!

И протекли часы истинно безумного упоенья. Король Франциск и Мадлен Феррон испытали то же, что испытывали на первом свидании. Оба смертельно больные, пораженные тем недугом, одно имя которого — смертельный яд, они провели ночь, подобную первой брачной…

Но когда около трех часов Франциск I приготовился уходить, они не сказали друг другу сладостного для любовников «до свиданья».

Оба были бледны, мрачны, холодны, не смели взглянуть друг на друга, словно и вправду проклятые… К ней внезапно вернулась стыдливость: она увидела свою наготу и покраснела! Мадлен поспешно оделась…

И так пять лютых минут они стояли рядом друг с другом молча, поглощенные мыслью, что их неистовую любовь направляла смерть…

Запоздалое бешенство овладевало Франциском I. Соглашаясь на эту ночь, он отказался от наказания Прекрасной Фероньерки… по крайней мере, немедленного…

— Прощайте! — вдруг сказал он замогильным голосом.

Так окончилась любовная встреча Прекрасной Фероньерки и короля Франциска.

Она не ответила, но взяла факел, чтобы проводить короля. Мадлен отворила дверь. Лестница немного осветилась.

Внизу под лестницей, забившись в темный угол, поджидал Дурной Жан, трясясь от приступов ярости и сжимая кинжал.

* * *

Когда Франциск I, отпустив свою свиту, подходил к дому Мадлен Феррон, Дурной Жан стоял рядом с хозяйкой и видел его. В руках у него еще был кинжал, переданный Прекрасной Фероньеркой.

При виде короля Дурной Жан вдруг совершенно успокоился. Он только коснулся пальцем острия кинжала, как будто пробуя оружие. Потом бестрепетным голосом сказал:

— Я открою королю…

Мадлен ясно почувствовала, что сейчас Франциск будет убит.

— Нет, нет, — поспешно возразила она, — я сама открою.

Жан недовольно махнул рукой, но не сказал ничего поперек.

— Где мне быть? — отрывисто спросил он.

— Иди сюда!

Она провела его за руку в комнату, рядом со спальней, но не сообщавшуюся с ней.

— Здесь будет слышно, если я закричу, — сказала она. — Тогда…

— Хорошо, — сурово прервал ее Дурной Жан.

Она поспешно спустилась и очутилась у входной двери как раз в тот момент, когда король постучал в нее.

Дурной Жан, навострив уши, слушал, как они поднимаются. Он услышал шутку короля. Когда они поднялись по лестнице, он уже готов был выскочить. Но сдержался.

— Сейчас, скоро! — мрачно прошептал он.

Прошло несколько минут. В доме царила полная тишина.

Жан был уверен, что сейчас Мадлен Феррон выдаст ему короля. Он твердил про себя:

— Еще две минуты страданий… Еще минута…

Между тем несколько мгновений, проведенных там, казались ему ужасающе долгими… Прошла минута, а у него было чувство, что целый час.

— Выйду на лестницу, там ближе, — шепнул он.

Тут же он бесшумно вышел из комнаты и встал перед дверью в спальню. Там он понял, что не может больше ждать… Протянул руку к дверной задвижке…

В тот же миг задвижка затрещала, как будто кто-то ломился изнутри. Дурной Жан застыл с протянутой рукой, не дыша, как громом пораженный… потом его рука поднялась…