Книга Еда и патроны. Полведра студёной крови - Вячеслав Хватов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я, сдвинувшись влево, встал напротив отверстия, манящего теплом и обещанием горячей еды.
– А-а… Так ты человек. – В голосе существа, прячущегося под копной шкур и тряпья, слышалось нешуточное удивление.
– Не все согласятся с этим утверждением, но в целом оно верно.
– А другой? – попыталось существо выглянуть в щель. – Э-э-х, кхе… Пусть подойдёт тоже. Где он?
Ткач нехотя встал рядом со мной.
– Хм… – смерило его взглядом существо. – Соль, говоришь?
– Плюс порох и спички, – напомнил я. – Даже мыло есть.
– А это кто там? – пригляделся хозяин землянки промеж нас, заметив Красавчика, и тут же захлопнул дверь.
– Вежливость? – развёл руками Ткач.
– Он смирный, – снова постучал я. – Проблем не создаст.
– Чёрта не впущу, – донеслось изнутри.
– Ладно, не кипишуй. Он тут останется. Слышь, Красавчик, до утра свободен! – нарочито громко крикнул я недовольно насупившемуся «чёрту» и снова обратил свой дар убеждения на негостеприимного домовладельца. – Всё, он ушёл. Тут только мы двое.
Дверь снова приоткрылась.
Убедившись наконец в отсутствии чертей у родного порога, бдительное существо сняло цепь.
– Входите.
С трудом протиснувшись в низкий лаз, мы оказались внутри довольно просторной для одного жильца землянке. Прямоугольная, уходящая в глубь холма изба, сложенная из массивных брёвен, дощатый пол, застеленный шкурами, и бревенчатый потолок с тяжёлыми балками, подпираемый резными деревянными колоннами в полтора обхвата толщиной. Вдоль стен разместились широкие скамьи с разной утварью. Дальний конец землянки облюбовал накрытый медвежьей шкурой топчан. А центр этой колыбели уюта в демонической тайге занимала приземистая каменная печь, на которой, источая непередаваемо манящий аромат, грелись два чугунка.
– Там садитесь, – указало существо на свободную скамью у входа. – Снега понатащили…
Сам же ворчливый хозяин оказался скорее… хозяйкой. Хотя с полной уверенностью утверждать не взялся бы. Низкое, метра в полтора, сгорбленное коренастое создание было, несмотря на жар от печи, до того плотно укутано в тряпки и шкуры – кажется, всей представленной в этих широтах фауны, – что разглядеть наличие или отсутствие вторичных половых признаков совершенно не представлялось возможным. А из дыры глубоко надвинутого капюшона торчал только кончик крючковатого мясистого носа да сильно выдающийся вперёд подбородок с жиденькой седой порослью, что в равной степени могло свидетельствовать как о принадлежности оного к самцу северной народности, так и – самке с постклимактерическим гормональным дисбалансом. Впрочем, кто этих ёбаных мутантов разберёт…
– Выкладывайте, что там у вас, – приказала хозяйка, уперев вполне себе убедительные кулаки в бока.
Я послушно вытащил из сидора ранее обещанное добро.
– Нам нужны жратва и ночлег, – хамски вклинился в нашу милую непринуждённую беседу Ткач.
– Аха! – подскочила карлица к представленному ассортименту и, отодвинув в сторону незаинтересовавшие её спички с порохом, сунула обслюнявленный палец в тканевый мешочек с солью. – О-о… – слизнула она налипшие кристаллики, будто это была несусветно вкусная штука.
– Её что, торкает? – задался вопросом Ткач, не особо заботясь о такте.
– Сколько? – жадно сглотнула карлица. – Сколько у вас этого?
– При себе только то, что видишь, – ответил я, туго завязывая «драгоценный» мешочек. – Но в нашем лагере такого добра полно. Если есть что предложить, мы готовы к обмену.
– Ахахах! – подпрыгнула на месте карлица, едва не хлопая в ладоши. – У меня есть! Есть на что меняться! Да-да-да! – быстро протопала она к только сейчас замеченному мной проёму в стене и, откинув полог, исчезла минуты на две, после чего вернулась с кипой горностаевых и собольих шкурок. – Вот! – сложила она пушное богатство на пол, не отрывая взгляда от вожделенного мешочка. – Давай меняться!
– Не так быстро, – осадил бойкую менялу Ткач. – Я же сказал, нам нужны жратва и кров, на первое время. Нас в твою глушь, между прочим, не ветром занесло. На своих двоих по сугробам хуярили. Пожрать дай и отдохнуть с дороги, а там уж и о делах поговорим.
Карлица с подозрением крякнула и после недолгих раздумий кивнула.
– Ладно. Но соль вперёд, – протянула она раскрытую ладонь, которую я по недоразумению хотел пожать, но старушенция отдёрнула пятерню и настойчиво потрясла узловатым пальцем в сторону мешочка: – Соль!
– Как скажешь, – отсыпал я щепотку.
Карлица, получив желаемое, лихо ускакала из комнаты и вернулась через минуту, облизывая ладонь.
Честное слово, я слышал, как её язык скребёт по мозолям, едва не сдирая их.
– Вам этот, – указала карлица на один из чугунков. – Плошки здесь, спать там, – сдёрнула она со стены линялую волчью шкуру и открыла дверь.
– В кладовке, что ли? – возмутился Ткач.
– Плохо? Улица там, – уверенно парировала старушенция. – И я вас запру.
– Стоп-стоп, – вмешался я в беседу. – Так мы не договаривались.
– Жратва и кров, – резонно напомнила карлица. – Вы их получите. Я живу одна, в лесу, и я – не дура. – Из-под тряпья показалась пара воронёных стволов. – Живо взяли и пошли!
Ткач одарил меня многозначительным взглядом.
– Ладно, – примирительно развёл я руками, ища полотенце, чтобы ухватить горячий чугунок. – Будь по-твоему. Но учти, что цена на соль только что поднялась вдвое.
Воинственная бабуся крякнула, однако слабины не дала.
– Не ожидал от тебя, старая, такого свинства, – посетовал Ткач, снимая с полки посуду.
– Иди-иди, молодой.
– Ты ж понимаешь, что этот твой засов улетит с первого выстрела? – поинтересовался Алексей, когда задвижка на двери клацнула, ложась в пазы.
– Выстрел разбудит, я выстрелю, – донеслось снаружи.
– Да у тебя небось и порох-то отсырел давно, и капсули сгнили.
– Сунься – узнаешь.
– Чёртова карга, – сдался Ткач.
В кладовке было темно и зябко в сравнении с протопленной избой, но всё же куда лучше, чем на улице. Я нашарил в подсумке зажигалку и запалил лучину, торчащую в прибитом к стене светце. Огонёк, отразившись от воды в широкой миске, что стояла на полке ниже, заплясал по стенам и потолку. Кладовка, четыре на два метра, была заставлена корзинами сушёных грибов, лука, любимого Ткачом чеснока и орехов. Всё это гастрономическое великолепие наполняло воздух густым щекочущим ноздри ароматом, отчего и так зверский аппетит сделался нестерпимым.
Перетащив несколько корзин в дальний конец кладовки, мы освободили две скамьи и приступили к трапезе.