Книга Изгнание - Чарльз Паллисер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евфимия сказала:
– Из-за этого он совершил самоубийство?
– Не знаю, намеренно он умер или случайно. Но декан нашел мое письмо рядом с ним.
Евфимия спросила:
– И что было там такого предосудительного, что тебя отчислили из колледжа?
Я сказал, что такие письма обычно пишутся, если ты очень зол на человека. Полагаю, тут я не покривил душой.
* * *
Мама легла спать рано, и, оказавшись наедине с Эффи, я сказал:
– Спросив меня про Кембридж, ты нарушила обещание, поэтому я тоже не связан обещанием и на бал не пойду.
Очень спокойно она произнесла:
– Ричард, прошу тебя сделать это не для моего удовольствия, но ради мамы. Она всем сердцем желает, чтобы я там была, хочет вспомнить свою молодость, пока еще может.
– Она совсем не хочет на бал. Ты ее вынуждаешь.
Сестра ответила:
– Как плохо ты знаешь маму. Думаешь только о себе. Полагаю, ты уверен, что ее постоянный кашель связан лишь с зимним холодом?
– Что ты имеешь в виду? – потребовал я ответа.
– Дать маме возможность увидеть меня на балу – вот то немногое, что мы с тобой еще можем сделать для нее.
– Не знаю, что ты подразумеваешь, но я принял решение. Я не иду на бал.
Половина первого ночи
Удивительно, когда мама и Эффи ушли, я почти до одиннадцати часов читал у тлеющего камина и уже собрался идти спать, как заметил, что Бетси несет наверх кувшин горячей воды, и вспомнил, что Эффи попросила ее приготовить ванну. Поэтому я был удивлен, когда спустя минут пять Бетси постучала в мою дверь и сказала, что сестра хочет немедленно увидеться со мной.
Я постучал в дверь Эффи и услышал, как она пригласила меня войти. Поначалу я подумал, что она приняла меня за Бетси, потому что, хотя в комнате было темно и единственным источником был огонь в камине, я увидел, что жестяная ванна стоит перед огнем, а в ней сидит Эффи. Я стал отступать, закрывая дверь, но она позвала:
– Не стесняйся, Ричард. Входи.
Я старался не поднимать глаз, и сестра велела мне сесть на застланный ко сну диван, стоявший рядом. Дверь во внутреннюю комнату была открыта, и я увидел там большую кровать. В комнате было очень тепло, в камине пылал огонь, а воздух был наполнен каким-то очень экзотическим ароматом – розовое масло, сандал? От запаха у меня помутилось в голове. Когда мы разговаривали, я поднял взгляд и увидел силуэт сестры на фоне огня. Мне немного была видна ее грудь, и я почти не обращал внимания на то, что Эффи говорила. Заметив смущение, она засмеялась и сказала:
– Ты же мой брат, Ричард. И здесь совсем темно, все пристойно.
Я поднял глаза, а она плеснула водой себе на шею и грудь, заговорив о бале и о том, как они с мамой предвкушают это событие и как сильно ранит маму, если мы не пойдем на бал. Не помню, что она говорила, но я сдался и сказал, что не предполагал, что мой отказ будет воспринят серьезно.
Я ушел и вернулся сюда.
[Это следующее из анонимных писем по этому делу, и оно снова адресовано миссис Куэнс. Прим. ЧП.]
Этот праклитущий думает што если он плимяник герцога то может делать все што захочет. Он опозорил имя хорошей девушки. Он бросил Эфи и позволил захомутать себя такой девке как Мод каторая и десяти таких не стоит.
Я его ненавижу также как ты. Хотела бы ты увидеть как он умрет?
Он мою собственную девушку таскает туда где устроился на холме для траханья девок и ее он там трахает потому что она все еще его любит даже хотя он ее бросил. Бедняжка Эфи. Она слишкам доверчивая. Он ее опять пагубит.
Он не должен жить. Я воспользуюсь своим прекрасным острым ножиком. Воткну ему в брюхо и распотрошу кишки. Он их вытряхнет как корова свои лепешки а я буду смеятся.
От этого у шлюхи Мод витакер смит глаза повылазят. Так ей и надо. Она заставила этого маленького парнишку Парсифаля разбрехать вранье о невинаватом чилавеке. Он у меня поплачет за это. Удавлю его собствеными кишками.
Гарри Мучитиль
Сегодня утром мама ушла очень рано, еще до того, как я спустился к завтраку. Евфимия уже приготовилась идти в Трабвел.
Когда матушка вернулась, она сказала, что ходила в деревню попросить миссис Куэнс показать письмо, о котором мне говорила гувернантка.
– Зачем ты это сделала? – спросил я.
Не глядя мне в глаза, она тихо произнесла:
– Я была потрясена, сильно потрясена. Там говорится о твоей сестре и что…
Вдруг матушка спросила:
– В школе тебя звали Гарри?
– Да. Тогда я предпочитал называться так. И что с того?
Она молча уставилась на меня. И тогда я понял и сказал:
– Мама, ты ведь не веришь в то, что эти письма пишу я?
Она не ответила и продолжала прятать глаза. Сказать было нечего. Если она способна верить в такое обо мне, то защищаться я не собирался. Я встал и вышел.
* * *
Неужели матушка действительно верит, что я извергаю такую мерзость? Неужели она думает, что я обосновался здесь, ежедневно кропая письма, какие может сочинить только сумасшедший, переполненный яростью и жестокостью?
Три часа
Полное, полнейшее умопомешательство. Я шел по деревне, пытаясь отыскать Евфимию и проследить, не гоняется ли за ней Ллойд, как вдруг у магазина столкнулся с этим лунатиком Фордрайнером. С побагровевшей физиономией он заорал на меня, обвиняя в краже какого-то инструмента.
Я его спросил:
– Зачем он мне, в самом деле?
– Ну, братец, все вокруг знают, зачем.
– Господи, что вы имеете в виду?
– Вы бродите по ночам. И адрес вам зачем-то понадобился, когда мы встретились в первый раз. А всего несколько дней спустя я получил одно из тех грязных писем.
Я воскликнул:
– Как вы смеете!
Он хотел уйти, но я не мог позволить этому ублюдку так безнаказанно оскорблять меня. Я схватил его за пиджак, притянул к себе и потребовал извинений. Он начал орать, словно я покушался на его жизнь. Несколько зевак пошли на нас, будто хотели за него вступиться. Я увидел, что на меня пристально смотрит чертова ведьма – миссис Дарнтон, отпустил старого дурака и оттолкнул его.
– Вы старый грязный распутник, – сказал я.
Повернувшись к нему спиной, я ушел прочь.
Половина шестого
Когда я вернулся домой, Эффи еще не было, и мама сказала, что нам надо серьезно поговорить. Она начала с того, что Евфимия долго пыталась меня защищать, но вскоре сама заметила странный запах из моей комнаты, временами отмечала эксцентричное поведение и поняла, что я пристрастился к очень опасной привычке и что именно поэтому веду себя так плохо. Она спросила Евфимию, верны ли ее подозрения, и после недолгого увиливания сестра подтвердила.
