Книга Алиби для красавицы - Наталья Александрова

– Я хотел, – говорил Юрий, совершенно ее не слушая, – я хотел подарить тебе мир. Совсем как в сказке: бедная Золушка вдруг становится принцессой. Кстати, – он как-то неприятно хихикнул, – у нас и получилось бы как в сказке. Там тоже устранили противных сестер-соперниц Анну и Марианну. Золушке помогла фея, я тоже мог бы стать твоей феей…

– Господи! – в панике произнесла Соня и добавила громче, чтобы достучаться до больного сознания: – Насколько я помню, фея в сказке не убивала старших сестер, и Золушка взяла их к себе во дворец.

Она хотела сказать еще о том, что счастье Золушки не в богатстве и нарядах, а в том, что она встретила прекрасного принца, но решила не усугублять.

– Ты же не только девочек убил, а, похоже, и меня собираешься…

– Я не собираюсь тебя убивать, – ответил Юрий голосом обиженного ребенка.

– А что же ты собираешься делать? Запереть меня в клетку и кормить сосисками через прутья? Тоже неплохой вариант!

– Стоило бы! – зло бросил похититель. – Хорошего отношения ты не ценила. Как все женщины, ты понимаешь только грубую силу. Кто он – этот твой… приятель? Наверняка ничего не смыслит в музыке.

– Слушай, ты, глубокий ценитель! – взорвалась девушка. – Я не собираюсь обсуждать с тобой своих друзей. И не собираюсь спрашивать разрешения встречаться с ними.

– Вот как ты заговорила! – Юрий усмехнулся. – Не собираешься! Ну, дорогая моя, ты и не сможешь ни с кем встречаться. Теперь я – твой единственный друг, я – твоя аудитория, ты будешь играть только для меня, жить, пока я позволю, и делать то, что я пожелаю! Ты понимаешь только силу – так вот, сила на моей стороне.

«Что делать? – думала Соня. – Он маньяк, совершенно ненормальный. Но при этом, как все маньяки, хитрый и изворотливый… Как хитро этот мерзавец втерся в доверие к Ане Гордиенко. А как он сумел обмануть меня – купил на жалость к сбитой собаке… Его могут не поймать еще очень долго. А может быть, и вообще никогда».

Я заранее пришел к служебному входу капеллы. В этих нарядных ухоженных проходных дворах даже в такой поздний час было довольно людно: вечерние прохожие спешили по делам, срезая дорогу с Конюшенной на Мойку.

Цепочка пешеходов понемногу редела. Наконец служебные двери распахнулись, и во двор, оживленно разговаривая, начали выходить музыканты – женщины в коротких шубках поверх длинных концертных платьев, мужчины сверкали белоснежными манишками из-под незастегнутых пальто. Громко обсуждали закончившийся концерт, строили планы на вечер.

«Ты слышал, как лажанулся Костенька во второй части? – насмешливо говорил вальяжный брюнет невысокому толстячку с лоснящимися щеками. – Поехали к Геше пиво пить!»

Поток оркестрантов тоже понемногу убывал. Соня все не появлялась. Я начал нервничать, в душе шевельнулось нехорошее предчувствие. Из дверей вышла представительная дама с высокой сложной прической, какие нормальные женщины не носят уже лет тридцать. Она остановилась на пороге, оглядываясь: наверное, ее кто-то должен был встречать.

– Простите, – обратился я к ней, – вы, случайно, не знаете, Соня Сухарева еще не ушла?

– Сухарева? – Дама взглянула на меня сверху вниз с обиженным удивлением. – Сухарева, молодой человек, сегодня на концерт не явилась.

– Как – не явилась? – спросил я каким-то глупым голосом. – Вы уверены?

– Еще бы мне не быть уверенной, если я сама объявляла о ее замене. Даже позвонить не удосужилась…

Недослушав тетку, я развернулся и кинулся к Сониному дому. Перевел дыхание я только перед самой дверью квартиры, надавил кнопку звонка… Дома ее не было. Дело не только в том, что она не открыла мне дверь – даже звонок звучал за дверью так особенно, как может звучать дверной звонок только в пустой квартире. Я еще постоял перед дверью. Позвонил еще несколько раз и пошел прочь, убеждая себя, что ничего не произошло. То есть, наверное, произошло – иначе она не пропустила бы концерт, – но не с ней. Она ведь упомянула как-то своего больного отца. Наверное, ему стало хуже, и она поехала к родителям… Да, но тогда она должна была хотя бы позвонить в капеллу!

Дома меня дожидалась бабуля, не ложилась спать. Видно было, что ей очень хочется расспросить меня, но я повел себя довольно хамски. Ушел в свою комнату и закрыл дверь. Спать, конечно, не мог: в голову лезли всякие ужасы.

С утра пораньше Надежда позвонила в справку и выяснила, что по интересующему ее адресу телефон не зарегистрирован.

Была суббота, и муж уже убежал на халтуру. Надежда посидела немного над картой города, вроде бы случайно вычислила маршрут, которым удобнее всего было добираться до Рябовского шоссе, оделась попроще и вышла из дома, решительно выбросив из головы все предупреждения своего супруга.

«Не зря говорят – горбатого могила исправит! – посмеивалась она, шагая к метро. – Ко мне это имеет самое прямое отношение. И Саша ничего не сможет сделать с духом авантюризма, что сидит во мне с пеленок, а скорее всего, это такой ген. А люди еще не научились изменять генную структуру, несмотря на то что ученые утверждают обратное…»

Надежда поднялась на пятый этаж. Нужная ей дверь была в дальнем конце площадки. Давненько ей не приходилось видеть таких дверей. Весь косяк был испещрен табличками с фамилиями жильцов и разнокалиберными кнопками дверных звонков.

Когда-то практически каждая дверь в городе выглядела точно так же, но большая часть коммуналок давно расселена, жильцы разъехались по спальным районам или по еще более удаленным местам… Иных уж нет, а те далече…

«А. В. Твердохлебов» – выведено аккуратным чертежным шрифтом на прямоугольнике плотного слегка пожелтевшего картона.

«Свиристицкий» – лаконично сообщает карточка, отпечатанная на недорогом, но практичном струйном принтере.

«В. Муфлонова» – кокетливо нарисованные цветными фломастерами буквы украшены несколько безвкусными хвостиками и завитушками.

«Нутриевич И. К.» – выгравировано на аккуратной металлической пластинке.

«А. Я. Гурфинкель» – слегка наклонные буквы с нервным подскоком на желтой картоночке, прикрытой куском поцарапанного оргстекла.

Выше всех этих табличек и записок красовалась медная пластинка с изящно гравированным обращением «Прошу повернуть», смысл которого давно утерян в вихре пролетевших лет. Ниже всей этой коммунальной клинописи – большая обшарпанная кнопка с призывной надписью «Общий звонок».

Поскольку фамилия Рузаев на двери не значилась, именно общую кнопку Надежда и надавила с некоторым душевным трепетом. Она не знала еще, что скажет В. Муфлоновой или Нутриевичу И. К, но полагалась на вдохновение и никогда не подводившую ее хорошо развитую женскую интуицию.

Гулкое дребезжание звонка хорошо было слышно за дверью, но никто не спешил открывать. Надежда выждала приличествующее случаю время и снова позвонила.

Никто не появился. Более того, упоминавшаяся хорошо развитая интуиция подсказывала ей, что никто и не появится, в квартире попросту никого нет. Об этом, помимо интуиции, говорили полное отсутствие за дверью каких-либо скрипов или шорохов и особенная гулкость раскатывающегося за дверью звонка – такими гулкими бывают только пустующие комнаты и квартиры.