Книга Фарьябский дневник - Виктор Носатов

– Федирко, кого ты опять там колошматишь? – спросил бойца старший лейтенант. Пересев с командирского места в кресло наводчика-оператора БМП, он обстреливал из башенного пулемета душманов, окопавшихся у расположенного на гребне хребта белого мазара.

Огонь боевиков ослабел, давая короткую передышку.

– Да ничего особого, товарищ старший лейтенант, просто «дух» слишком наглым оказался, хотел в упор из гранатомета шарахнуть, пришлось успокоить, – отозвался загорелый до черноты, крепенький хлопец, ввернув при этом словечко позабористее.

Офицер не обратил внимания на соленую солдатскую шутку, он сосредоточенно наблюдал в оптический прицел за мазаром.

– В ходе и по окончании боя необходимо собрать трофеи, – прозвучало в наушниках.

Старший лейтенант, памятуя о докладе солдата только что уничтожившего гранатометчика, задумался.

Несколько минут спустя он, еще ничего определенно не решив, как бы между прочим сказал:

– А гранатомет-то взять надобно, какой ни есть, а трофей.

Бойцы замерли в ожидании, что же командир прикажет.

Кого пошлет за этим чертовым трофеем? Откровенно говоря, никому из них не хотелось лезть под пули за этой никому не нужной трубой. Несмотря на временное затишье пули нет-нет, да и цокали по броне.

– А черт с ним, с этим трофеем, – устало произнес офицер, чем быстро разрядил напряженную обстановку.

– Поступил новый приказ! – тут же добавил он. – Теперь все свое внимание необходимо сосредоточить на дувалах и садах. Будем прикрывать передовой отряд соседей, а то «духи» не дают им спокойно развернуться.

Далеко впереди, из-за поворота, где несколько минут назад скрылась последняя машина транспортной колонны, которую от границы сопровождала пограничная мотоманевренная группа, показалось облако пыли. Движение это заметили и моджахеды. Временное затишье взорвалось нарастающим гулом боя. Старший лейтенант увидел в прицел, как к мазару торопится подкрепление. Зарядив орудие осколочной гранатой, он быстро нашел в перископ цель и нажал на спуск. Первая граната взорвалась перед позициями боевиков. Второй было достаточно, чтобы от подкрепления ничего не осталось. В это время сверху спикировали МИ-24. Рассеяв в спешке, куда придется, свой смертоносный груз, они умчались вскоре подальше от боя, оставив пограничников без воздушного прикрытия. Видя это, моджахеды усилили обстрел дороги.

В непрерывном грохоте разрывов и пулеметных очередей казалось, что приходит конец света. Все: и белое-белое солнце, неподвижно застывшее в зените, уже основательно раскалившее броню, и дышащее жаром орудие с пулеметом, и пороховые газы, которые, несмотря на беспрерывную работу вентиляторов, уже почти под потолок залили десантное отделение, – все это затмевало, затуманивало сознание. Люди действовали уже механически, без всяких чувств и ощущений. Кто-то палит из-за дувала – туда гранату, кто-то бежит с гранатометом наперевес – короткая очередь. Пустые пулеметные коробки, магазины – и пальцы механически пихают туда патроны. Эта механическая карусель, казалось, вовлекла всех. Бойцы понимали друг друга с полуслова, объясняясь зачастую жестами, мимикой. Каждый понимал, что от него зависит жизнь многих.

Центром этого небольшого коллектива, под пышущей жаром броней боевой машины, и был старший лейтенант – сухощавый, загоревший до черноты, облаченный в легкую камуфлированную накидку. Рот крепко сжат, глаза горят боевым азартом, руки уверенно наводят оружие в цель. Между выстрелами из «Грома» он успевает осмотреть десант, подбодрить насмерть измученных солдат. Глядя на командира, угрюмые их лица светлели, натруженные руки действовали уверенней, пули ложились метче.

Вскоре из облака пыли появился передний бронетранспортер. Из всех его бойниц и башни велся непрерывный огонь, не давая душманам возможности даже выглянуть из-за укрытий. Опасней всего для боевых машин были не те боевики, что обстреливали дорогу с гор, а те, что каждую минуту могли выскочить с гранатометом наперевес из-за глинобитной стены. Поэтому командир все внимание сосредоточил на изломах ближайшего дувала.

Передовой бронетранспортер соседей на полной скорости развернулся и тут же, не останавливаясь ни на минуту, ринулся назад.

Вслед за ним показались второй и третий. Лихо развернувшись, они вскоре исчезли в шлейфе поднятой пыли. Последней шла боевая машина пехоты.

Пока механик-водитель разворачивал неуклюжую машину, из пролома в дувале выскочил гранатометчик и, уверенно вскинув трубу гранатомета, прицелился.

«Не успею», – со злостью подумал офицер, спешно разворачивая башню. Но его, к общей радости, опередил все тот же ловкач, Федирко. Командир еще продолжал по инерции смотреть на подкошенного расторопным бойцом боевика, когда боковым зрением вдруг засек, что в его сторону смотрит зеленая головка еще одной гранаты. Смертельный холодок тронул виски.

«Это конец», – мелькнула мысль, но руки автоматически делали свое дело. Не дожидаясь, пока замрет башня, нажал на спуск. Выстрелы раздались почти одновременно. Его чуть раньше. Граната, чиркнув вскользь по башне, взорвалась где-то рядом и оглушила его…

Офицер откинулся на спинку кресла, в изнеможении прикрыл глаза. Звенело в ушах, голова словно раскалывалась на части. В этот момент он услышал радостный возглас сержанта:

– Товарищ старший лейтенант, «духи» бегут! Вертушки их добивают!

Он еще пытался заставить себя руководить боем, через силу подбодрить своих ребят, словно ничего и не произошло, но, услышав, что душманы драпают, расслабился и впал в радужно-созерцательное состояние.

Перед глазами, словно во сне, проносились наиболее запавшие в душу картины жизни. Вот он со своим закадычным другом Володькой, вылепив из пластилина солдат, пушки, танки и даже усатого генерала, ведут бой. Его войска то и дело меняют позиции, маневрируют и потому постоянно побеждают. Володькины же стоят на месте и лишь огрызаются. Наконец Володьке игра надоедает, и он принимается давить его солдат, пушки и танки руками. И такая злость его тогда взяла, что с кулаками кинулся на закадычного друга. Через день они помирились. В пластилиновых солдатиков они с Володькой больше не играли, но тем не менее тяга ко всему военному у него осталась навсегда. И когда перед ним предстала вечная послешкольная дилемма: куда поступать – в гражданский вуз или военное училище, у него даже ни на минуту не возникло сомнения.

Словно в замедленном кино, пронеслись картины его школьной юности, поездка в Ейск, для поступления в авиационное училище. С какой надеждой и юной самоуверенностью ехал он туда, что, когда услышал от майора медицинской службы: «В летчики по состоянию здоровья не подходишь», – ушам своим не поверил. Наивно стал что-то доказывать начмеду, председателю медицинской комиссии. Тот, бегло прочитав медицинское заключение, сказал:

– Молодой человек, у вас еще все впереди. Послужите в армии, а там, если желание стать офицером останется, поступайте в любое пехотное училище.

Позже он так и поступил.