Книга Зеркало, или Снова Воланд - Андрей Малыгин

Нет и не может быть людей, которые бы знали все! Это свыше их разума, это им не дано! И надо заметить, что вы плохие ученики и материалисты, раз не понимаете, говоря вашим же философским языком, — «Воландин» подвинулся к Валерию Ивановичу и почти что перешел на шепот, — что ваш лидер, как единичная частица, должен быть всего лишь послушным выразителем и исполнителем коллективной воли материи — народа, — и затем уже громче продолжал: — А вы все ищете среди себя подобие гения, который бы указал, что и как надо сделать, чтобы всем зажилось хорошо… Пустое и бесполезное, занятие, скажу я вам…

Но здесь настало время сделать маленькое отступление, оставить спутников и пояснить, и многие с этим вполне согласятся, что бывают такие встречи, когда неожиданные собеседники в буквальном смысле этого слова не могут остановиться и, невзирая на время, незаметно переходят с одной интересующей темы на другую. Можно сказать, что они просто упиваются взаимной беседой. Ну и что же удивительного, если вы оказались в обществе неоспоримо более осведомленного человека и сведения его или выводы вызывают у вас чрезвычайный интерес? Все вполне объяснимо. А уж тем более когда в словах и взглядах собеседника вы улавливаете несомненную, увлекательную новизну, проливающую абсолютно иной свет на известные вам факты и события. Не зря же многие великие мыслители считали тягу человека к знаниям первейшим делом. И, конечно же, без сомнения, вы все поймете, когда сами представите, что вашим невольным спутником и собеседником является столь неординарная и сказочно могущественная личность, как тот, что назвался Петром Петровичем.

Вы не вздрогнули? У вас не закружилась голова?.. Поэтому нет смысла упрекать беседующих за столь длительные и, как для некоторых покажется, несколько скучноватые монологи. Но вы же понимаете, что в данной ситуации одному из них, а именно: Валерию Ивановичу Шумилову, приходилось быть более кратким, как и любому бы другому из нас, чтобы через свою самонадеянность и скудность знаний не оказаться нелепо смешным, а с понятной жадностью ловить и впитывать в себя каждое слово своего демонического собеседника. Ну признаемся откровенно: а кто бы из нас поступил по-другому?

За время недолгой остановки спутников, не превышавшей, уверяю вас, и десяти минут, пока они тщательно пережевывали некоторые философские вопросы, конопатый мальчуган старался не докучать им своим присутствием. А, покрутив по сторонам головой и послонявшись бесцельно туда-сюда, понаблюдал за тем, что делалось в округе после внезапного фронтального потепления, и незаметно очутился у одной из скамеек для отдыхающих. Здесь, буквально рядом с лавочкой, на которой сидела хорошо одетая полная дама строгого вида, нашел, как вы понимаете, случайно (бывает же везение!), новенькую сторублевку и, шмыгая носом, поинтересовался, не она ли эти денежки обронила. Завидев крупную купюру в руке у честного пионера, гражданка тут же чрезвычайно взволновалась, озабоченно пошарила по карманам и, просветлев внезапно лицом, бросилась благодарить юную смену за столь нравственный и честный поступок. Правда, в голосе ее, звучавшем как-то доверительно тихо, слышались фальшивые нотки. Но возможно, что это лишь только показалось.

В ответ же на теплые пожелания и дальше оставаться таким же честным и благородным мальчиком, юная смена отсалютовала: «Всегда готов!» — и отправилась дальше вершить свои праведные дела. А внезапно облагодетельствованная гражданка, осмотревшись по сторонам, поспешно удалилась в неизвестном направлении. Впрочем, нам-то доподлинно известно, что Элеонора Павловна Холявко (так звали серьезную даму) через непродолжительное время оказалась в одном из близлежащих продуктовых магазинов, где попыталась всучить кассирше вместо денег бумажку с напечатанным на ней текстом известной песни, первая строчка которой звучала так: «Взвейтесь кострами, синие ночи…». После чего попала в неудобное положение, была крайне шокирована и, чтобы избежать более крупного скандала, быстро ретировалась со словами: «Я тебе покажу, чертово семя!..» Что и кому Элеонора Павловна собиралась показать, об этом лишь можно только догадываться. Однако все это было уже позднее описанных ранее событий.

Но вернемся на набережную, где, окрыленный свершенным поступком, маленький пионер, заприметив симпатичного белого пуделя, вежливо обратился к хозяйке:

— Тетенька, а можно погладить вашу красивую собачку?

На что худенькая молодая женщина в очках, польщенная таким приятным отзывом о любимце, конечно же, согласилась. Но тут произошла странная неувязка. Стоило мальчугану склониться над пуделем и заглянуть в его умные карие глаза, тот мгновенно как будто ополоумел. Симпатичная мордочка пса исказилась страшным оскалом, в глазах загорелась дикая злоба, он зарычал и, дрожа всем телом, попятился назад, а затем и вовсе, заскулив, как сумасшедший, бросился прочь, увлекая за собой хозяйку.

Ошарашенная таким внезапным поведением четвероногого друга и совершенно ничего не понимая, что же, в сущности, произошло, женщина пыталась успокоить обезумевшее животное, причитая на ходу:

— Дези, Дези, ну куда же ты, глупенькая? Что случилось?.. Мальчик ведь только хотел погладить… Мальчик хороший…

Но вконец очумевшее животное, ничего не разбирая, со всех ног уносилось подальше от прежнего места.

Оказавшиеся поблизости свидетели этой странной сцены изумленно провожали взглядами беспричинно взбесившегося пуделя, а озадаченный пионер, тихо заметив: «Какое чувствительное животное!..», направился прямехонько к оставленным на время спутникам и нашел их на прежнем месте. «Воландин», облокотившись на чугунное ограждение, говорил своему собеседнику:

— А ведь согласитесь, уважаемый Валерий Иванович, что немало еще неважных людишек вокруг вас. Ну вот взять хотя бы вашего на вид такого грозного Льва Петровича… Ну уж до того никудышный человечек! Сам без посторонней помощи и сделать-то уж ничего не может. Обленился нещадно, а мнит из себя большую величину. Глупость, ох, глупость великая и наивное заблуждение… А почитал бы, о чем писали в свое время совсем неглупые люди. Ну, к примеру, мой старый знакомый Иоганн про доктора Фауста. И, может, понял бы… свое дикое заблуждение и полнейший самообман. На что уж доктор Фауст был жаден до знаний и опытов, но и тот, осознав в конце жизни всю их ничтожность, однажды обронил полные горечи, но точные и справедливые для гордыни человеческой слова:

И не умней я стал в конце концов,

Чем прежде был… Глупец я из глупцов!

А стоит вашему разлюбезному начальничку, еще раз извиняюсь, что приходится говорить о неприятных вещах, умереть, как останется он в умах человеческих нехорошей памятью о себе. А через пару-тройку лет и вовсе забудут. Но нужны, милейший, такие люди, ох как нужны! — проговорил он зловеще. — Наш он человек, без сомнения, наш…

Шумилов обескураженно посмотрел на собеседника:

— Не понимаю вас, Петр Петрович. Для чего же нужны-то?

— А как для чего, любезный? Вы ведь прекрасно знаете, что все познается в сравнении. И для того чтобы познать хорошее, надо познать и плохое. Безликих людей быть не должно! Но вот учитесь, милеший, вы безнадежно долго. Как писал ваш незабвенный баснописец: «Уж сколько раз твердили миру…» И со своей стороны могу засвидетельствовать — уж сколько мои помощнички ни испытывают вас, людей, а результат не меняется. Как видите, опыт предыдущих поколений для ныне живущих все так же не впрок. Страшная беда — умственная близорукость! Нет, людей надо учить, и учить непременно плохими людьми, пока вы не поймете и не научитесь отличать одно от другого, как день от ночи.