Книга Краткая история цинизма - Александр Невзоров

Иными словами, вместо поразительно эффектного вступления — автор, увы, начинает книгу с признания в собственной полной безграмотности, ибо историк, не знающий латыни, — подобен географу, не подозревающему о форме Земли. Дело в том, что 70 % всемирных исторических первоисточников — так и не имеют вразумительного и полноценного перевода с латыни. Для полноценного их изучения имеющиеся переводы непригодны.[16]

А 30 % важнейших первоисточников не имеют вообще никакого перевода на обиходные ныне «варварские» языки.

С бытовой, воинской, судебной, медицинской, генеалогической, религиозной, политической и пр. документацией поздней Античности и практически всех периодов Средневековья — дело обстоит еще лучше. Переведено, более или менее вразумительно, — не более 50 % всех сохранившихся текстов, а 50 % почивают в тяжелой «священной латыни», и хорошо еще, если в классической, а не в «вульгарной».

Иными словами, историк, не знающий латыни, обречен уныло сдувать у давно девальвированных скучных систематизаторов типа Дельбрюка либо плагиатировать из школьных учебников.

Либо по сотому разу списывать у подобных ему безвестных компиляторов, «переталдычивая» мифы, глупости и стереотипы.

Что, собственно говоря, и делает автор книги «Рыцарская конница в бою» Сергей Полуэктович Жарков.

Военно-историческое содержание ее столь «типовое» и «подкопирочное», что рассмотрения не заслуживает.

Занимательно другое: на чем же, собственно говоря, стоит «рыцаремания», которую демонстрирует автор?

На чем зиждется нелепая и слепая вера в то, что кое-как трюхавшиеся на больных лошадях дядьки Средневековья были красивыми вершителями истории?

На чем основано пренебрежение реальными — и сверхкрасноречивыми первоисточниками вроде труда короля-рыцаря Дона Дуарте, самим фактом появления своей книги и ее оглушительной славой доказавшего, что никакого искусства верховой езды Средневековье не знало — и главной задачей взгромоздившегося на спину лошади «рыцаря» было вульгарно — не «упасть сразу»?

Почему в тысячный раз повторяется и тиражируется бред о том, что чисто декоративные, строго манежные фигуры Высокой Школы, отработанные и канонизированные только в XVII столетии (вроде курбета или каприоли), — имеют некое древнее «боевое происхождение»?

Почему в оценке кавалеризма и военной роли лошади полностью игнорируются данные ветеринарии и иппологии, однозначно доказывающие, что практически вся «историческая» роль лошади в средневековых войнах глупо и неумело придумана?

Почему в очередной раз замалчивается то совершенство средств уничтожения вражеских лошадей, которое отработано человечеством еще со времен Рима? Перечень этих средств огромен — это и специальные «лошадебойные» наконечники стрел,[17]«эспины», мгновенно делающие инвалидом любую лошадь, ловушки в виде врытых в землю пустых глиняных горшков, огненные эффекты, эффективные «пугалки», яды и т. д. и т. п.[18]

Вот здесь мы возвращаемся в начало нашей рецензии, т. е. к уникальности книги С. П. Жаркова.

Дело в том, что именно она, по совокупности обстоятельств, — может служить превосходным «трупным материалом», как говорят анатомы.

Иными словами — она прекрасный объект для литературной препарации. В ней все видно и понятно, хорошо пластуются слои предрассудков и незнаний, легко, одним движением виртуального скальпеля — отделяются друг от друга глупости и нелепости.

Именно на ее примере, способом объективного и нежного анатомирования, можно будет легко разобраться, что же именно питает странную страсть, ради которой историк сегодня идет на откровенный дуреж публики, фальсифицируя историю.

Сняв шкурку цветной обложки, первый и самый мощный «мышечный пласт», который мы увидим в этом материале, — это простая серость, в которой лично расписался автор своим «латинским экзерсисом».

«Серость» в прекрасном состоянии, она пафосна и многословна.

Понятно, что «рыцаремания», помимо романтизма, отчасти питается невозможностью работать с реальными историческими первоисточниками и основана лишь на повторениях чужих глупостей.

В действительности, как явствует из текстов, из общего смысла книги и из списка использованной литературы, — и нашему автору недоступны и неизвестны те первоисточники, которые вынудили бы его отказаться от милой роли простого попугая.

(Мы, правда, помним, что это попугайство имеет и более глубокие, сердечные причины и при разборе будем предельно деликатны, понимая, что имеем дело с «чувствами» и что несколько освеженный банею автор гарантированно сейчас читает эти строки, до слез умиляясь дружелюбию и такту рецензента.)

Итак, первый пласт (обыкновенная серость) снят — и под ним, в нашем препарационном материале мы видим еще более любопытные детали, сразу и безошибочно объясняющие главную причину «рыцаремании».

Это — полное, катастрофическое отсутствие каких-либо знаний или представлений о лошади.

Впрочем, подозревая об этой своей особенности, Сергей Полуэктович так хитро строит текст, что главное действующее лицо т. н. конницы, то есть непосредственно лошадь — практически и не упоминается.

Создается приятное ощущение, что рыцари, в основном, катались друг на друге. Но до конца придерживаться этой хитроумной тактики автору не удается, и в главе четвертой он вынужден обнажить истинные свои представления и познания в этом вопросе.

Именно эти фрагменты и есть ключ и ко всей книге, и к разгадке великой любви автора.

Итак, извините, цитата:

«Основной особенностью европейского рыцарского коня был его пол. Боевой конь потому так и назывался, что был именно конем, жеребцом. Жеребец больше размером, чем лошадь, он менее возбудим, более склонен идти на принцип, то есть многое воспринимал как личное» (стр. 355).

Восхитительный бред. Сплошное очарование. Невероятная глубина знаний.

Но, к сожалению, отсутствует понимание и знание такой простейшей вещи, что конь и жеребец — это диаметрально противоположные понятия.