Книга Куколка (сборник) - Марсель Прево

– Оттого, что бывают минуты, когда я в этом сомневаюсь… Ведь нельзя всем нравиться, не правда ли?

«Очевидно, она находит, что я к ней холоден, – подумал Бурдуа. – Я и в самом деле веду себя с ней, какой-то папаша… Житрак на моем месте действовал бы решительнее… Когда слуга пойдет за жарким, я поцелую ее».

Это решение несколько опечалило его: ему казалось, что он преждевременно испортит что-то прекрасное, отнимет у верного счастья всякую цену… Но делать нечего, так надо!

Как только они остались одни, он придвинул свой стул, взял обе руки Куколки и стал целовать их. Она не сопротивлялась, мгновенно сделавшись серьезной. Заметив, что ее пальчики были исколоты шитьем, Бурдуа решил, что сведет ее к госпоже Ламиро. Он глубоко страдал от своей застенчивости; в него как будто внедрилось то чувство, какое он предполагал в Куколке, стыд молодой и красивой девушки, отдававшейся старику. Однако он решил прикоснуться губами к ее щеке и к темным кудрям, причем исполнил это, как религиозный обряд. Она серьезно поцеловала его в щеку, когда он садился на прежнее место. Все это сопровождалось глубоким молчанием.

С приходом слуги к ним вернулась прежняя веселость и способность говорить. Чтобы рассеять налетевшую на сердце грусть, Бурдуа налил себе чистого шампанского, которое до этой минуты пил разбавленным.

«Что это со мной? – спросил он себя. – Я люблю эту милую малютку, мне приятно целовать ее; ей это также приятно… Только мы так мало знаем друг друга… а спешить так неудобно».

Ему хотелось бы взять ее к себе на колени и баюкать, как малого ребенка, тихонько нашептывая: «Я старый, седой толстяк, но я очень люблю вас. Постарайтесь и вы полюбить меня! Я буду так счастлив!» Вот чего хотелось бы ему, а вместо того ему, по-видимому надо, было спешить прямо к цели.

Таково было мнение Житрака и Терезы, а может быть, и Куколки? Она, видимо, удивлялась его сдержанности.

«Без наивностей! – сказал себе Бурдуа, осушая бокал шампанского. – Эта девочка совсем такая же, как Тереза и все прочие подруги…. порочнее и развращеннее любого гимназиста. Но я не буду дураком!»

Для храбрости он перевел разговор на нравственность той мастерской, в которой работала Куколка.

– У каждой кто-нибудь есть? Не правда ли?

– О, конечно! – без малейшего смущения ответила Куколка. – Прежде всего, те, у которых нет семьи… Вы понимаете, одним ведь заработком нельзя жить. Как бы вы ни старались завтракать за пятнадцать су, а обедать за двадцать, у вас почти ничего не останется на квартиру, отопление, одежду, стирку и освещение… И как грустно постоянно сидеть одной!.. Разумеется, одни выдерживают, а другие – нет.

«Вот и вся их мораль!» – с грустью думал Бурдуа, пока слуга ставил на стол мороженое и пирожки.

– А Тереза? – спросил он.

– Тереза держится. На словах она никого не боится. Она рассказывает нам в мастерской такие истории, что мы покатываемся со смеха; не знаю, откуда она их берет. Но до сих пор у нее никого не было. Ведь она живет с матерью, и обе работают. А вот теперь она влюбилась в вашего друга, потому что он очень шикарный.

– А вам самой он нравится, Куколка? – спросил Бурдуа, подстрекаемый ревностью.

– Это не мой тип, – с гримасой ответила она. – Но он прекрасно одевается. У нас, в мастерской, он многим нравится.

– Ну… а вы приехали бы сюда с ним вместо меня?

Он сам удивился смелости своего вопроса, но Куколка не почувствовала ни малейшего смущения.

– Не думаю, – ответила она после небольшого размышления. – Я уже сказала вам, что это не мой тип. И к тому же он… как бы это сказать?.. Он всего этого ни в грош не ставит.

«Значит, я – ее тип?» – рассуждал Бурдуа, и был готов осыпать ее поцелуями за эти слова, но как раз в эту минуту явился слуга и стал расставлять на столе кофе, ликеры, сигары и папиросы.

– Если месье и мадам чего-нибудь пожелают, вам стоит только позвонить, – сказал он, уходя и указывая на кнопку электрического звонка.

«Теперь настал решительный момент, – сказал себе Бурдуа. – Дальше откладывать было бы смешно».

Но он и тут дал себе отсрочку, решив, сначала, выпить кофе и маленькую рюмочку ликера и выкурить папироску. Куколка также выпила чашку кофе и рюмку ликера и выкурила папироску; но она почти ничего не говорила и на многочисленные разглагольствования Бурдуа давала односложные ответы.

– Вы считаете меня совсем глупой девчонкой? – вдруг спросила она вызывающим тоном.

– Вовсе нет, – запротестовал Бурдуа. – Я… нахожу, что вы… очаровательны.

– О, я отлично вижу, что вы считаете меня девчонкой, – настаивала она. – Недавно Тереза сказала, что иных мужчин это привлекает, а других отталкивает. А я ведь старше Терезы… Мне в сентябре будет восемнадцать лет! В эти годы у иных уже есть дети. Правда, у меня детское лицо и короткие волосы, потому что в прошлом году мне их остригли после тифа, но во всем остальном, уверяю вас. Сама Тереза порядочно от меня отстала.

– Я с вами совершенно согласен… Такая, каковы вы есть, вы очаровательны… Нельзя быть лучше, – попробовал протестовать Бурдуа, вставая и подходя к ней.

Куколка отодвинулась от него, нервная, со слезами на глазах.

– Все-таки, если я не понравилась вам, вы должны были сразу сказать это, когда мы встретились на улице Баруайер. Однако вы казались совсем влюбленным, и хотя мы с Терезой и посмеялись над этим, но мне это было приятно, и я подумала: «Ну, если я так нравлюсь ему, значит, дело подходящее». Вы явились как раз вовремя… я хотела кого-нибудь… вы этого не можете понять, но… так было нужно… Так уж пусть это будет кто-нибудь, кому я нравлюсь, и такой серьезный и порядочный человек, как вы, не правда ли? А сегодня вы как будто переменили мнение… Вы боитесь дотронуться до меня… обращаетесь со мной, как с девчонкой. – У нее вырвалось рыдание, но она тотчас же продолжала почти с ненавистью:

– я не девчонка. Если бы я захотела, у меня было бы больше друзей, чем у кого бы то ни было. Ведь Тереза сказала вам, что все мужчины бегают за мной. Так что же вам нравится во мне?

– Куколка! – попытался Бурдуа остановить ее, совсем растерявшись от ее выходки.

– Я – не девчонка! – повторила Куколка, вся краснея от гнева. – У меня короткие, волосы, я маленького роста, но в мастерской никто не сложен так хорошо, как я… Смотрите! – и она, быстро отшпилив от ворота брошку, широко раскрыла впереди блузку, обнажив красивую, полную, розовую шейку взрослой девушки.

Вся кровь бросилась в голову старому холостяку. В один миг он очутился на коленях у ног молодой девушки, бессознательно, дрожащими руками запахивая блузочку на ее груди.

– Нет, умоляю тебя! – прошептал он, прижимаясь к ее плечу своей большой седой головой, – я не хочу!.. Я тебе запрещаю!

От изумления Куколка ничего не могла ответить. А Бурдуа продолжал, прижимать ее к себе, покрывая поцелуями ее темные кудри: