Книга Долгий полет - Виталий Бернштейн

– Ты верующей стала?

– Да, вера – мое счастье и спасение теперь… Ты ведь знаешь: в семье у нас религию не признавали, я такой же росла. И все-таки постепенно прозрела. Уж очень тошно было смотреть на людскую суету и неправду. Люди земную выгоду все ищут. А надо готовить себя к другой, вечной жизни.

– Ты уверена – есть и другая жизнь?

Она посмотрела на Алика, как на несмышленыша.

– Об этом в Священном писании сказано.

– Так ведь его люди писали, люди и ошибаются иногда.

– Верно, строчки в Священном писании рука человеческая выводила, но было оно – боговдохновенным… Ты пытаешься своим умом до всего дойти. А надо сердцем принять, уверовать. И сразу станет светло на душе.

– Если во всем есть «высший промысел», отчего вокруг столько зла? Я уж не говорю о том зле, что люди друг другу причиняют… Ну вот, например, болезни. У человека рак легкого – выхаркивает он кровь с кусочками распадающегося легкого, дышать невмоготу, метастазы по телу расползаются: в печень, мозг, позвоночник. А смерть не приходит – сперва надо с годик так вот помучиться. Зачем это?

– Зачем – только Он знает… Кто умирает в муках, тому будет лучше в другой жизни – это нам батюшка в церкви говорил. Был такой Апостол Петр, слышал? Его за веру еще страшнее, чем Христа, распяли – головой вниз. А теперь он по правую руку от Учителя сидит.

Алик понял: спорить дальше бесполезно. Люди делятся на ведущих и ведомых. Катюха относится ко вторым. Когда-то вот так же слепо пошла за ним. Теперь – за Священным писанием. А может, и права… Он протянул руку, взял Катюхины пальцы, они были холодные, даже не шевельнулись.

– Расскажи, как живешь, что за работа у тебя.

– Так и живу… Может быть, помнишь: в пединститут через год я поступила. Окончила по специальности – дефектология. Безработица мне не грозит, дефективных детишек по России все больше становится. Матери-пьяницы, матери-наркоманки повреждают мозг своих детей еще в утробе. Да и после рождения детишки в иных семьях среди такого ужаса живут… Сначала я в подростковой группе работала – и не выдержала. Некоторых там не выправишь, не спасешь, их души уже загублены. Теперь перешла в ясельную группу – совсем маленькие, а как добро чувствуют, привыкают к тебе, тянутся. Я за сутки работы так устану, только бы до дому добраться. А дома сижу и о них думаю – как там тот, как там эта. Прикипает сердце.

«Материнский инстинкт выхода ищет» – виновато подумал Алик.

– Знаешь, Алик, ты иди сейчас. Мне маму купать надо. Вчера ты ее видел, понял, в каком она состоянии.

– Вечером зайду?

– Вечером я в церковь ухожу.

– Какая ж там во вторник служба?

– Церковь открыта – свечку поставить можно и помолиться тоже.

– А завтра? Ты ведь не работаешь…

– Не надо, Алик. Не обижайся – мне сейчас никого видеть не хочется. Веришь ли, не отец с матерью, не детишки эти – я бы давно в монастырь ушла, поближе к Господу… Можно, перекрещу тебя на прощанье?

Глава седьмая

– Куда ходил-то? – спросила тетя Даша, открывая дверь. – Не отвечай – с балкона видела, как ты в первый подъезд завернул. И глаза твои невеселые тебя выдают… Такого золотого человечка проморгал, вертопрах.

Восемнадцать лет назад история с Катюхой дошла до мамы и тети Даши быстро. Жильцы дома знали друг друга многие годы, новости между соседками распространялись без задержки. Мама тогда переживала, осуждала Алика. Когда в сентябре она услышала, что Кате Никитиной сделали аборт, несколько дней не разговаривала с Аликом – кажется, единственный раз в жизни…

Тетя Даша в ванной загружала белье в стиральную машину. Алик присел опять перед телевизором, прошелся по каналам. Их стало больше, чем девять лет назад. Хотя до Америки все равно далеко. На одном из каналов внимание Алика привлекло интервью. Собеседником ведущего был бородатый мужчина. Титры на экране сообщили его имя: Илья Пенкин, обозреватель «Всеобщей газеты». Он говорил, возбужденно тряся бородой:

– Вспомним крылатую фразу Карамзина, вернее, не фразу – просто одно слово. Когда Карамзин приехал в Германию для лечения на водах, встретившийся ему соотечественник полюбопытствовал, как там дела в России. Писатель ответил коротко: «Воруют». С тех пор прошло почти двести лет, в России уже не воруют – ее растаскивают. И наша газета, одна из немногих, открыто разоблачает наиболее вопиющие случаи, невзирая на лица, несмотря на угрозы – и со стороны коррумпированных представителей власти, и со стороны полукриминального бизнеса.

– Илья, расскажите, пожалуйста, как вы добываете сенсационные материалы для своих статей. Должно быть, имеете разветвленную разведывательную службу?

– Нет, дело обстоит проще. Большая часть таких материалов приходит самотеком. Например, у взяточника-министра бывают сотрудники, обиженные им или зарящиеся на его кресло; у вора-финансиста есть конкуренты по бизнесу. Обычно на условиях конфиденциальности эти люди снабжают нас необходимой информацией: копиями секретных документов, записями телефонных разговоров, даже видеозаписями. Мы понимаем, что средства и цели наших информаторов не всегда чисты, что в освободившееся кресло высокопоставленного жулика норовит усесться другой жулик. Но в момент публикации статьи у нашей газеты одна задача – разоблачить преступление, которое уже совершилось.

– Если не секрет, над какой темой теперь работаете?

– Недавно в редакцию поступил любопытный материал. Имена и детали мы сейчас перепроверяем, я не собираюсь их здесь приводить. Как говорится, дорога ложка к обеду – статья появится в одном из ближайших номеров нашей газеты… В самых общих чертах история такова. Пять лет назад, на заре российской демократии, одному из видных деятелей либерального движения всучили взятку, десять тысяч долларов. Подумаешь, сейчас и взяткой в сто тысяч долларов никого не удивишь. Положил бы в карман наличные – и дело с концом. Но по тогдашней всеобщей финансовой безграмотности, он удовольствовался чеком для предъявления в одном из американских банков. Прилетев в Нью-Йорк в составе какой-то делегации, наш герой посетил этот банк, расписался на обороте чека, получил «зеленые». Все треволнения для него начались потом. Он и не знал, что оплаченный чек – как доказательство выполненного банком поручения – пересылается обратно тому, кто данный чек выписал. Таким образом, в руках у взяткодателя оказался неопровержимый документ: на лицевой стороне – сумма взятки и имя получателя, на обороте – его подпись, штамп банка и дата выплаты. Великолепная возможность для будущего шантажа… У нас еще есть несколько минут?

– Продолжайте, продолжайте. Интересная история.

– За минувшие годы взяткополучатель стал одним из влиятельных членов правительства, особенно в части приватизации и аукционов, а взяткодатель превратился в крупного финансового воротилу. И каждый раз, когда последний участвовал в аукционах, наш член правительства был вынужден оказывать ему предпочтение, даже если тот «давал на лапу» меньше, чем предлагали другие. Ведь у финансового воротилы лежал в сейфе тот самый чек.