Книга Русский лабиринт - Дмитрий Дарин

В город сам Егор не ездил уже давно, как развелся с женой. Детей, сына и дочку, бывшая забрала себе, сказала – все равно отсудит. Нашла себе нового мужа – из городских, моложе себя. Егор его никогда не видел, но зла в сердце не держал – взял бабу с прицепом, даже с двумя. Такое не каждый сделает. Жена ему не писала, детки были еще маленькие, поэтому почти никаких вестей о них Егор не получал. Почти – потому что сестра к ним раз заезжала в городе, навещала по-свойски или по делам каким, Егор точно не знал. Алевтина сказала – живут неплохо, муж – инженер в какой-то строительный фирме, зарабатывает. Сказала с уважением, значит, точно, не мыкаются. Ну и слава Богу, главное – чтоб детей любили да на ноги поставили. Вырастут, навестят и его как-нибудь. В том, что дети его не забудут, Егор был уверен – родная кровь, как ни крути. Вот за детей и просил, в основном, Егор у Бога, но и жену поминал, и даже ейного мужа, Володю, кажется. Больше у него родных не было, кроме сестры, конечно. Родителей уже лет пять, как схоронили: сначала батю, потом и мать преставилась. Жить без бати она долго уже не хотела, так и говорила – пойду вослед скоро, уж плохим словом не поминайте, тяжко мне без него, сердце не дышит. Внуков не дождалась. Надо бы уже собраться, взять сеструху да сходить в следующее воскресенье на погост – посидеть, могилку подправить. Один раз сестра может рынок и пропустить, не зачахнет небось торговля-то.

Егор отпил молока из крынки, отломил душистую горбушку, лег на клевер, подложив руки за голову, и стал смотреть в небо, откусывая по маленькому кусочку. Облаков почти не было, взгляд ни обо что не спотыкался, можно было смотреть насквозь – до слез. «Только синь сосет глаза», – вспомнилось. По-другому и не скажешь. Егор любил Есенина, почти все песни на его стихи пел, даже иногда для самого себя пел, когда общества не было, для души. Чтобы о грустном не думать, о грустном петь надо, Егор это знал. Телевизор Егор смотрел редко, не уважал, новости узнавал из газеты, а вот фильм про Есенина посмотрел весь, не отрываясь. Актеры были хорошие, все было похоже на правду, но то, что это была неправда или маленькая часть правды, Егор чувствовал точно. Как пьет – показали, как дерется – показали, как убивали – показали. Но чего-то главного не показали. Егор не умел сказать себе, что оно – главное-то. Но чувствовал – нет чего-то. Как барышник лошадь подсовывает – и стать, и зубы, и бабки тонкие, точеные, а купишь – и оказывается, лядящую лошаденку-то купил. Может, разучились кино делать. Макар тоже смотрел, сказал коротко – чтиво, хотя Есенина особо не знал, наизусть чтобы, разве что «Клен ты мой опавший…» Когда «Клен» пели – Егор приметил, – Макар все слова пел без запинки. Ну да ладно, показали, что не повесился, и то слава Богу. В самоубийство Есенина Егор, как и почти все русские, верил мало. Допускал, всяко ведь бывает, но не верил. Не такой человек, звенящее сердце имел. Спиться мог, убить, наверное, мог, а в петлю лезть – навряд ли. Как и писать по заказу – не мог. Вон нынешние песни – послушаешь и в толк не возьмешь, почему народ хлопает. Из вежливости, что ли?

С речки потянуло холодком. Воскресный день пошел на убыль, в воздухе голодно зазвенели комары. «Скурю последнюю да пойду», – решил Егор. По селу стали зажигаться окна. Егор курил и думал, что домой-то его не тянет. Изба – старая, уютная, обжитая, для одного просторный пятистенок, но не тянуло. Была б книжка какая душевная, Шукшин там или еще кто, почитал бы на софе, даже перечитал бы, но все книги забрала жена. Для чего забрала, неизвестно, сама-то не интересовалась. Из принципа, наверное. Была библиотека в селе, да закрыли давно – денег у властей на содержание не хватало. Не ездить же в город за книжками, не торговля, чай, засмеют. «Грустно, хоть опять женись», – усмехнулся про себя Егор.

У калитки его встретил мрачный Макар.

– Закурить есть?

– Папиросы.

– Давай. – Макар продул гильзу, замял зубами кончик, затянулся. – Тут вот какое дело, Егор. Твоя сестра, моя жена, ну Алевтина, в общем…

– Ну?

– Не приехала сегодня.

– А чего?

– Да бес ее знает, чего. Первый раз такое.

– Может, на электричку опоздала?

– Чтоб Алевтина да опоздала? Ты чего, шурин?

Действительно, Алевтина представляла собой образец порядка до дотошности. Сбить ее с панталыка, заставить потерять голову хоть на минуту не могли никакие обстоятельства. Даже когда умирали родители, Алевтина рассудочно хлопотала по всем принятым в таких случаях делах – и справка от доктора, и кладбище, и заупокойная служба, когда Егор пребывал в каком-то ступоре и больше мешался Алевтине, чем помогал. Единственное, в чем Алевтина была бессильна, – не дал им Бог детей с Макаром. Но и этот недогляд Всевышнего Алевтина упорно исправляла – как-то нашла необходимые связи, ездила по докторам, даже в Москву. Потому и Егору с обследованием смогла помочь.

– Чего-то на сердце скользко. – Макар в задумчивости покачал головой.

– Да не журись, может, зашла к моей бывшей, задержалась там, завтра приедет.

– Чего ей у Ленки делать?

– Нда…

Закурили еще по одной. Домой Макару тоже идти не хотелось. Вечерялось бы невесело.

– Не случилось ли чего? – Макар задумчиво смотрел в землю.

– Да чего с ней может случиться, – возразил без уверенности Егор.

– Всякое бывает.

– Приедет завтра, куда денется.

Алевтина не приехала ни в понедельник, ни во вторник. В среду Макар с Егором поехали в город на поиски. Пока Макар поднимался к Лене, Егор сидел в палисаднике у подъезда и смолил одну сигарету за другой. Он очень хотел повидать детей да и Лену, признаться, тоже, но в последний момент заробел. Егор представил себе Ленкин сухой ревнивый взгляд за спиной, когда он подойдет к детишкам. Что она им рассказывала про него, неизвестно. Для них он уже, наверное, не папа, а дядя Егор. Только душу травить. Да и подарков никаких для детишек не взял – не до подарков было. Егор представлял, как за два года подросли Машенька и Никитка. У Машутки небось уже коса – русая, тугая, а Никита Егорыч – в школу ходит с большим и важным ранцем. Егор вздыхал и затягивался глубже обычного.

Макар вышел мрачнее тучи – Алевтина у Лены не останавливалась и вообще не объявлялась. На рынке Алевтину знали, но тоже ничем помочь не могли – закрыла торговлю в восресенье вечером и попрощалась. В милиции заявление о пропаже человека принимать не хотели, срок, мол, не вышел, да и заявление нужно было подавать в сельском отделении. Макар было вспылил, но Егор вмешался. Еще не хватало – загреметь в кутузку на пятнадцать суток. Молоденький лейтенант так и пригрозил – если не вышвырнетесь отсюда, оформлю, мол, за хулиганку.

– Куда теперь? – спросил Егор на крыльце.

– Нет, ну ты понял, какие менты у нас – лишь бы ничего не делать, сволочи. – Макар оглянулся на дверь. – Надо ж сказать такое мужу, что его жена загуляла.