Книга Принцесса льда - Евгения Ярцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Редко, – созналась Маша.
Сергей Васильевич не стал возмущаться.
– Я призываю тебя делать их дважды в день, – сказал он веско. – Тебе не хватает психологической устойчивости самую малость. Довести ее до нужного уровня вполне реально. Помнишь, вы проходили предсоревновательные тесты? С падением на мат? Бывает, во время этого теста частота сердечных сокращений у девушек снижается на сорок ударов в минуту, причем сердце «падает», когда раздалась лишь команда «Приготовились». А у тебя пульс изменился на пять ударов в минуту. Ты вошла в группу высокоустойчивых. Ты, как никто другой, способна к психологической устойчивости, уж поверь.
Маша дала слово, что займется «дрессировкой мышц», но Сергей Васильевич выглядел недовольным. Он будто прощупывал место травмы и никак не мог его отыскать. Снова поерзал на стуле и предпринял очередной демарш:
– Неверие в себя тоже способно вставлять палки в колеса. Бывает, человек талантлив, умен, адекватен. А копни поглубже – и обнаруживается, что уровень уверенности в себе ниже среднего. Особенно у тонких, душевно богатых натур, – он неотрывно следил за Машиным лицом. – Фигурист просто обязан освоить самоодобрение. Думай о том, как хорошо ты подготовлена. О том, что твои соперники находятся в тех же условиях, им ничуть не легче, чем тебе. Что они так же не застрахованы от судейского произвола, зависти, смены климата или часового пояса. Припомни собственные удачные выступления на предыдущих стартах – прецедентов не один и не два, – высокие места, личные рекорды по баллам. Докажи себе, что твоя неуверенность в себе необоснованна, что ты без труда, с запасом можешь показать результат выше запланированного. Говори себе: «Я сделала то, на что мало кто способен. За три года мне удалось достичь такого, на что у других уходит пять, шесть, семь лет. Три года назад я не умела держаться на ребре – сегодня я одна из сильнейших в мире по качеству скольжения. Я делала всего два тройных прыжка – теперь у меня в активе стопроцентный набор элементов высшей сложности, включая тройной аксель». Не стесняйся в формулировках!
Маша с готовностью кивала. Сергей Васильевич не унимался:
– Серьезно ранить может и несправедливость. Особенно если она исходит от сильных мира сего: судейской коллегии или руководства Федерации. Я прав? Несправедливость сопутствует нам на протяжении всей жизни и, случается, выбивает почву из-под ног. Мы ожидаем от кого-то поддержки и одобрения, а взамен получаем удар по самолюбию и самооценке. Но что такое справедливость? – спросил он и сам себе ответил: – Признание и уважение твоих прав, оценка твоих достоинств. А несправедливость – когда тебя недооценивают, обижают и предают. Но давай разберемся. Возьмем такой пример. Проходит соревнование по фигурному катанию. В числе выступающих есть, скажем, три фигуриста одного уровня, с одинаковым набором элементов. Катаются они небезупречно, совершают равноценные ошибки. Поставить всех на одну ступень невозможно. В итоге один из них окажется на третьем месте, другой на четвертом, третий на пятом. Тот, кто занял пятое место, считает, что с ним обошлись несправедливо. А тот, кому досталось третье, несправедливости не ощущает и вообще о ней не задумывается. Удача на его стороне, и он воспринимает ее как должное. Выбор сделан в его пользу, в ущерб тем, что заняли более низкие места, и он даже не подозревает, что эти двое переживают чувство несправедливости. И подводят под свои переживания какую угодно логическую базу. Судьи более благосклонны к стране, представитель которой оказался местом выше. Симпатизируют его тренеру, а может, и сговорились с ним. По инерции ставят этого фигуриста выше, потому что он чаще выступает на международных чемпионатах. Нарочно вытянули его на третье место, потому что на мировой арене он бывает слишком редко. И так далее… Сколько подобных дебатов мне доводилось слышать на катках!.. Даже на соревнованиях для малышей. – Он допил свой чай. – Когда мы переживаем чувство несправедливости, мы видим ситуацию только со своей колокольни. В основе этого чувства – наши неоправданные ожидания, что окружающие поведут себя так, а не иначе и что события будут разворачиваться по желанному сценарию. Выходит, мы отказываемся воспринимать мир таким, каков он есть. Требуем от него «справедливости». По сути, это требование звучит так: «Мир должен быть справедлив именно ко мне». А он не является «справедливым», он и не должен таким быть. Он состоит из миллиона случайностей, управлять которыми невозможно. Их нужно принимать как стихийные явления. Как осеннюю распутицу или весенний паводок.
Маша слушала внимательно, но лицо оставалось по-прежнему спокойным, глаза – равнодушными. Теперь Сергей Васильевич глядел на нее столь же озадаченно, как после срыва на чемпионате России. Точно стрелок, который почему-то раз за разом мажет мимо мишени, несмотря на меткий глаз и твердую руку.
Он взял опустевшую чашку, заглянул в нее, задумчиво наклонил туда-сюда, как будто, исчерпав другие возможности, вздумал погадать на чайной гуще.
– Даже у того, кто устойчив к неблагоприятным факторам, может сидеть в душе какая-нибудь заноза, – он стрелял наобум, уже не целясь. – Мы не вытаскиваем ее, потому что боязно и больно, потому что свыклись с ней. И бесконечно избегаем чего-то, с чем должны встретиться лицом к лицу.
Ресницы у Маши встрепенулись, она покраснела и отвела глаза. Выстрел пришелся в яблочко…
Сергей Васильевич мгновенно подобрался, как гончая, после безуспешной беготни по лесу учуявшая зайца.
– Знаешь поговорку: «У волокитчика один ответ: приходи завтра, когда меня нет»? Нельзя бесконечно откладывать то, что не терпит отлагательств. Занозы нужно вытаскивать. Особенно если предстоит ответственный старт!
Маше вдруг нестерпимо захотелось избавиться от занозы. До отъезда на Олимпийские игры она обязательно позвонит Гоше. Откроет ящик и узнает, что происходит с котом Шредингера.
Она залпом выпила остывший чай, и на ее лице отразилась решимость.
Сергей Васильевич откинулся на спинку стула, сделал движение, будто хотел вытереть пот со лба, но удержался.
– Время позднее, а мы с тобой заболтались, – сказал он, хотя болтал, по сути, в одиночестве. – Собственно, я тебе вот что собирался… – он потянулся к дубленке и вытянул из кармана стопку тоненьких потрепанных брошюр, – дать. Кое-какую литературку. Упражнения на саморегуляцию, пособия по аутотренингу. Захочешь – воспользуешься. Не повредят. Ну, все, по домам!
До отъезда на Олимпийские игры оставалось три часа.
Лежа на коврике, Маша поднимала то одну, то другую ногу, согнутую в колене, качала ею в воздухе и свободно роняла. То же проделывала с руками. Напрягала пресс, застывала на полминуты с поднятыми руками-ногами – и снова позволяла им упасть на пол. Мысленно внушала себе: «Все мышцы расслаблены, теплые, отдыхают. Ноги тяжелые, теплые, отдыхают. Руки теплые, тяжелые, отдыхают…»
Она поднялась с пола, свернула коврик.
Оставалось развязаться с последним делом.
Хотя Маша и дала зарок узнать о судьбе пресловутого кота, Гоше она так и не позвонила. День за днем отодвигала звонок на завтра, которое длилось бесконечно. Она уверяла себя, что позвонит, никуда не денется, что есть еще месяц, еще неделя, еще три дня. И сейчас стояла перед выбором: признать себя безнадежным лузером, который не держит данное себе же обещание, или переступить через трусость и исполнить его.