Книга Смертельный удар - Роман Злотников

Оборванец, важно задрав подбородок, начал:

— Нграмк — лучший город мира, потому что он — самая большая клоака, которая только может существовать в пределах Ооконы…

Через четыре часа Грон заказал еще пива и рыбы. А когда они, изрядно набравшись, выползли на улицу, Вграм, как звали оборванца, окинув одеяние Грона оценивающим взглядом, будто впервые его увидел, твердо заявил:

— Тебе надо сменить одежку. Ты чертовски хороший собутыльник, но если мы с тобой завалимся добавить куда-то еще, кроме заведения матушки Толстухи, то на тебя будут сильно коситься. А возможно, и донесут портовому надсмотрщику за иноземцами. — Он постоял, покачиваясь, о чем-то напряженно размышляя, потом резко, чуть не шмякнувшись на землю, повернулся и заявил: — Иди-ка обратно и подожди меня.

И, прежде чем Грон успел что-то сказать, исчез в темноте. Грон несколько мгновений стоял, тупо глядя в темноту и понимая, что он только что упустил шанс спокойно выбраться из города. А затем, решив, что, судя по тому, как он лопухнулся после всего лишь восьмого кувшина пива, в его подготовке наличествуют серьезные пробелы, двинулся обратно к матушке Толстухе.

Хотя Грон его уже и не ждал, оборванец появился спустя полчаса. Бросив перед Гроном драную столу, он гордо произнес:

— С тебя двадцать монет. Золотарь согласился расстаться со своим тряпьем только за такую цену.

Грон осмотрел ощутимо пованивающее одеяние, сморщил ног и поинтересовался:

— А почему золотарь? Оборванец удивился:

— А кем в Горгосе еще может быть иноземец? Только рабом пилигримом или золотарем. Хотя нет, — он ехидно хмыкнул, — еще свиногоном, но их не пускают в пределы города, потому что от них воняет еще хлеще, чем от золотарей. А еще бродячим акробатом, но этого нигде поблизости не наблюдалось. Да и не подойдет это тебе. Потому как тогда тебя вполне могут в любой таверне заставить показывать представление. Понял, пилигрим? — И он захохотал.

Грон взял столу, поднес ее к еле дававшему свет фитильку масляной лампы, оглядел и негромко бросил:

— Два щерника.

— Идет, — весело согласился оборванец, чем навел Грона на мысль, что эта грязная тряпка досталась ему бесплатно.

Грон окинул взглядом зал. В заведении царил густой сумрак, слегка рассеиваемый только светом очага, в котором горели сухие бычьи лепешки. Никому не было дела до того, что происходит вокруг. Грон приподнялся и, быстро стянув белый балахон пилигрима, натянул принесенную столу. Поведя плечами, он пробурчал:

— Не очень удобный наряд для золотаря. Вграм радостно гыкнул:

— Все иноземцы в Горгосе носят столу. — Он протянул руку и, сохраняя на лице торжествующую улыбку, сгреб со стола его белый балахон: — А это я куда-нибудь пристрою так, чтобы никто не видел.

Грон насторожился. У оборванца явно был слишком довольный вид для того, кто сегодня заработал лишь на вшивый ужин из тухлой рыбы с дрянным пивцом и пару медных щерников. Но Вграм уже резво вскочил на ноги и рванул к выходу. Грон постоял и медленно двинулся следом за ним. Ему очень не нравилось это неестественное веселье оборванца. Когда до двери осталось шага четыре, Вграм обернулся, снова растянул губы в улыбке, которая показалась Грону злорадной, и, ускорив шаги, выскочил на улицу. Подозрения Грона переросли в уверенность, и он остановился перед самой дверью. Ясно, что за дверью его кто-то ждал. Намерения тоже были вполне прогнозируемые и колебались между убийством и продажей в рабство.

Причем последнее было более вероятно. Бросив взгляд через плечо, Грон убедился, что посетители не обращают на него внимания и, привалившись к косяку, задумался. Конечно, путешествовать по Горгосу в качестве раба гораздо предпочтительней, но он не мог поручиться, что маршрут работорговцев совпадет с его желаниями. И потом, его, скорее всего, никуда не поведут, а оставят где-нибудь в городе или продадут на ближайшую плантацию. И тут его осенило. Стола золотаря! Он покачал головой. Нет, положительно, это пиво оказалось крепче, чем показалось. Вграм его уже продал. Эта стола была ему нужна для того, чтобы не замараться о белый балахон. Одежда пилигрима считалась священной и находящейся под охраной Магр, так что, если бы он не снял балахон, вряд ли кто из громил рискнул бы вызвать неудовольствие Магр и особенно ее бдительных жрецов. Хотя, как говорил один из пленников, с которым он беседовал в Герлене перед самым отъездом, нравы распались, традиции утеряны и многие в Горгосе считают белый балахон ясным знаком того, что здесь можно разжиться бесплатным рабом. Дверь снова распахнулась, и внутрь просунулась голова Вграма. Грон стремительно вытянул руки и, схватив парня за горловину туники, быстро втянул внутрь, на ходу завернув ворот в удушающий захват. Вграм затрепыхался, но, едва Грон его чуть сдавил, тут же обмяк и со страхом глянул ему в глаза. Грон чуть ослабил захват и тихо спросил:

— Сколько?

Вграм дернулся, но, поняв, что вырваться не удастся, придушенно прохрипел:

— Всего пять серебряных зугарников.

— Дешево, — фыркнул Грон, — но я спрашивал не об этом, а о том, сколько человек меня ждут.

Вграм снова трепыхнулся, но Грон приблизил лицо и ласково прошептал:

— Если я напрягу руку, то сломаю тебе шею. А это значит, что сразу ты не умрешь, но тело будет как труп. Ты будешь все видеть, слышать, чувствовать, но не сможешь даже переплюнуть через губу. Я не знаю, как у вас поступают с такими живыми трупами. У нас в Тамарисе их отдают священным собакам. — И он зловеще закончил: — Может быть, с тобой поступить по тамарисскому обычаю? Где у вас в городе больше бродячих собак?

Оборванец мелко задрожал и торопливо забормотал:

— Там трое, с сетью. Это Угрра, владелец пяти золотарных телег, и двое его слуг. У него недавно умер раб-золотарь, и ему срочно нужен новый.

Грон, задумчиво покачав головой, произнес, выделив голосом одно слово:

— Не хотелось бы в первый день убивать ЧЕТВЕРЫХ добропорядочных горгосцев, но… похоже, придется.

При этих словах Вграм еще больше задрожал и взмолился:

— Отпусти меня, я скажу, что ты ушел через другой ход. Они не пойдут проверять, вот увидишь. Я отдам им деньги и скажу, что ты сбежал. Клянусь глазом и зубом Магр, так и будет!

Грон несколько мгновений смотрел ему в лицо, потом разжал руку. Вграм, внезапно ощутивший, что его больше никто не держит, уставился на него, не веря в то, что это произошло. А Грон кивнул ему на дверь и, как бы советуя, проговорил:

— Иди, скажешь все, что надо, и подождешь меня. Впрочем, можешь попытаться обмануть меня еще раз.

От его тона у оборванца на лбу выступила испарина.

Вграр икнул и, вжав голову в плечи, выскользнул за дверь. Когда Грон спустя пять минут появился на улице, Вграм ждал его в одиночестве. Грон внимательно осмотрелся, а оборванец живо заверил:

— Они ушли. Угрра чуть не обрезал мне уши, но они ушли. Грон лениво спросил: