Книга Приказ: дойти до Амазонки - Игорь Берег

О том, чтобы, разобравшись, извиниться перед жертвами и отпустить их, речи не шло. Попались, значит, попались. Американцы — это даже лучше каких-нибудь грязных индейцев. Да, их, наверное, будут искать. Ну и что? Попробуй кого-нибудь найти в этих дебрях, если он сам не хочет быть найденным! Может быть, даже в Нойдорф кто-нибудь приедет. Все равно никто не проболтается. Люди в деревне умные, знают, что языки нужно держать за зубами. Америка воевала против Германии и сейчас вряд ли стала таким уж другом для фатерланда. Так что ничего страшного. А юношам это даже лучше. С учетом того, что такой материал для посвящения — изумительная редкость, Иоганн даже скостил возраст посвящаемых. Двое должны проходить обряд только в следующем году.

Путь к месту посвящения был недолгим. Два километра по дороге, потом еще километр вбок, по тропке. И вот она, заветная поляна. Искусственная, конечно. Попробуй здесь, в местных лесах, найти чистое место достаточных размеров! Нет, эту поляну расчищали долго и упорно, даже упорнее тех, на которых росли зерновые. Тут все четырехугольное пространство было тщательно вытоптано, до каменной твердости, такой, что даже ливни не могли размыть. Посередине стоял вкопанный в землю могучий столб. К нему привязывали жертву. По сторонам огорожены камнями два круга. В них зажигают костры.

Этим молодняк и занялся в первую очередь. Сухие ветки приготовлены заранее, это обязанность самых молодых штурмовиков, которые приходят сюда за несколько дней до праздника крови. Все делалось без спешки, аккуратно, по давно отработанным правилам. Обычно к столбу привязывали одного человека лицом к стоящим шеренгой посвящаемым. Но сегодня жертв было две, и их привязали по бокам столба. Американцы уже даже не стонали, покорно позволяли делать с собой что угодно. Пфайфелю знакомо было это безразличие. Все, кого он раньше отлавливал, поначалу брыкались, а потом сдувались, словно воздушные шарики, и тогда их можно было приносить в жертву спокойно. Вплоть до последнего момента, когда колпаки сдергивались с голов и люди понимали, что с ними сейчас произойдет нечто страшное. Кричать они не могли, рты предварительно затыкали, только мычали и безумно сверкали глазами. А некоторые уже и не сверкали, смирившись со своей несчастной судьбой.

Два человека из ранее посвященных стали по углам площадки, обернувшись лицом к лесу и сжимая винтовки. Нет, никто не боялся, что обряду могут помешать. Просто так было заведено издавна, и традиции никогда не нарушались. Эти двое прошли через посвящение в прошлом году, и сейчас им не положено смотреть на то, что будет происходить в ближайшее время. Они же потом и оттащат тела в джунгли, на съедение местным хищникам, которые за короткое время очистят скелеты до блеска.

Остальных Пфайфель выстроил в шеренгу перед столбом. Юноши замерли.

До сих пор герр Штробель, комендант Нойдорфа, не вмешивался в происходящее. У него была особая роль. Он зачтет слова клятвы, и штурмовики будут повторять каждое слово. А потом состоится обряд крови. Каждый из новобранцев должен будет подойти к жертвам и, всадив свой кинжал в их тела, помазать человеческой кровью свой лоб. После этого он станет настоящим мужчиной и защитником, будет иметь право пить пиво, шнапс и закурит свою первую сигарету. Что и произойдет прямо здесь, на поляне, после окончания ритуала. Это необходимо для того, чтобы подчеркнуть торжественность происходящего. И для того, чтобы снять стресс. Были случаи, когда посвящаемые падали в обморок. Таких приводили в чувство и заставляли пройти обряд до конца.

Костры освещали только столб с привязанными пленниками, да штурмовиков, бледных, с горящими глазами. Им сейчас нелегко. О том, что предстоит пройти, Иоганн Пфайфель рассказал своим воспитанникам только два часа назад. Но те не были поражены. Само воспитание молодежи в Нойдорфе вело к такому апофеозу.

Но обряд готовил молодежь еще к одной стезе. Только четыре человека знали, что те из юношей, кто уезжал из деревни совсем, не работали в офисах зарубежных фирм. Они служили наемниками в организациях, осуществлявших боевые операции в различных уголках планеты. Чаще всего они погибали, но это была славная смерть! В бою, с оружием в руках! И парни морально были готовы к такому концу своей жизни.

Костры освещали лишь малое пространство, и потому ни герр Штробель, сосредоточившийся на предстоящей речи, ни герр Пфайфель, любующийся своими воспитанниками, ни сами штурмовики не заметили, что часовые, напряженно всматривавшиеся в лес, вдруг куда-то исчезли без единого шороха. Только что стояли, слушали лесные звуки и вдруг их не стало!

Это Монастырев с Шишовым, подобравшись почти вплотную, «сняли» парней. Нет, убивать не стали, просто вырубили надежно и надолго.

Теперь предстояло что-то делать с остальными. Подкрасться не получится, они слишком далеко от линии леса. А у каждого — автоматическая винтовка, наверняка заряженная. Да еще два старых пердуна с пистолетами. Хорошо, если растеряются при неожиданном нападении, не успеют применить оружие. Но ведь парнишки шустрые, вон, у Штефырцы из-под носа актеров увели. Вдруг кто-то дернется? Поднимать стрельбу совсем не хотелось. Обездвижить бы их, оставить отдыхать до утра. А там пускай ищут напавших. К тому времени «Глория» будет далеко.

Хорошо, не будем их пугать. Попробуем просто уговорить. Миронов шепотом отдал необходимые распоряжения, снял автомат с предохранителя и шагнул на поляну. Поначалу, поскольку он приближался из темноты, на него просто не обратили внимания. Но вот выстроившимся штурмовикам предстала удивительная картина. По поляне, направляясь прямо к ним, уверенно шагая, приближался широкоплечий мужчина, одетый в пятнистый комбинезон и с автоматом в руках.

Проходя мимо столба, он походя стянул колпаки с голов пленников, заглянул в лицо женщине. Остановился в десяти шагах перед шеренгой и стал молча разглядывать штурмовиков и их наставников. Парни ошарашенно молчали. Пфайфель и Штробель тоже. Слишком необычным было происходящее.

К Пфайфелю первому вернулся голос.

— Кто вы такой? — взвизгнул он.

Комендант деревни молчал. У него мгновенно пересохло в горле.

— Человек, — просто сказал человек с автоматом. И добавил: — С автоматом.

— Что вы тут делаете? — все так же визгливо продолжал бывший шарфюрер СС, который на самом деле ни в каких СС не служил, а звание к окончанию войны имел самое простое — пехотный ефрейтор. Но кроме него этой тайны не знал никто.

— Восстанавливаю справедливость, — ответил Евгений. — Вы сейчас же отвяжете этих людей и отпустите их на свободу. Тогда и сами сможете уйти. Я достаточно ясно сказал?

— Да вы!.. — задохнулся от ярости бывший ефрейтор.

Но Миронов прервал его:

— Не пытайтесь воспользоваться оружием! Поляна окружена, и малейшее ваше агрессивное действие будет воспринято, как повод для открытия огня. Вы готовы умереть?

— Вы не имеете права! — прошипел, сникая, Пфайфель. — Это наша земля!

Евгению вдаваться с ним в дискуссии не хотелось. Он поднял автомат, направляя его на штурмовиков.