Книга Референт - Полина Грекова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что же делать? — прошептала она еле слышно. — Скажите, что мне делать? Я только хочу спасти мою дочь. Забрать ее оттуда и уехать. Пожалуйста, помогите мне!
Осокин, держа рюмку в руке, неспешно встал, перешел на диван. Откинулся на спинку, запрокинув голову. Со стены на него смотрело матовое бра, распространяющее вокруг себя синеватое сияние.
— Подойдите сюда, Анна, — проговорил он спокойно и почти рассеянно. — Сядьте рядом.
Олег не смотрел в ее сторону: он прекрасно знал, что она встанет и подойдет.
Скрипнул стул, тихо прошелестело платье. Ощутимее стал тонкий аромат ее духов.
«А ведь окрутела от московской жизни „богиня“! — подумал он насмешливо. — Такая мадам стала — хоть в журнал на обложку. Платье, духи! Куда с добром! А была-то, была — смотреть не на что! И что только этот идиот в ней тогда смог найти… Н-да… Сейчас, конечно, другое дело. Аппетитная дамочка. Но дело даже не в этом!»
— Я помогу вам, Анна, — уронил Осокин, когда она осторожно присела рядом, сложив руки на коленях. — Помогу. Но при одном условии.
— При каком?
— Вы будете спать со мной. Столько, сколько я скажу. Там, где я скажу. И тогда, когда мне этого захочется.
Анна не ахнула, не закричала возмущенно и яростно.
Но он со скрытым торжеством ощутил, как сбилось ее дыхание. Все-таки тон был выбран более чем удачно. Так, и только так! Ткнуть ее лицом в грязь. Ее, но главное — Нестерова! Сорвать последние тряпки с его «богини», распластать ее по кровати, как лягушку! Или заставить ее задирать ноги на заднем сиденье машины? Грубо и сильно раздвинуть ее колени, поставить ее на четвереньки. Приказать ей танцевать голой на столе или придумать еще что-нибудь пооригинальнее?
Анна продолжала сидеть рядом, не двигаясь.
— Вы меня хорошо слышали? — спросил он намеренно холодно. — Или повторить еще раз?
— За что вы так со мной? — спросила она. — Что я вам сделала?
— Повторяю вопрос: вы меня поняли? Не слышу? Да? Нет? И не надо корчить из себя пятнадцатилетнюю девочку? Ну!
— Нет, — четко произнесла Анна. — Я не буду с вами спать никогда.
— Что ж! — Осокин рывком выпрямился, сел, поставил рюмку с вязко колыхающимся на дне коньяком на стол. — Дело ваше. Думаю, вы понимаете, что делаете, и вам не нужно напоминать, что ваша дочь у этих людей. Если пропадете вы, ей просто некому будет помочь.
Он быстро взглянул на себя в зеркало, висящее на стене, поправил прическу, взялся за ручку двери:
— Можете допивать и доедать все, что стоит на столе. За все уплачено. Всего доброго, Анна Николаевна.
Она снова не ответила. Но Олег не чувствовал ни досады, ни злости. Рано или поздно она приползет к нему на брюхе и будет умолять переспать с ней. И тогда можно будет припомнить и это надменное «нет», и взгляд, полный великосветского презрения. Можно будет заставить ее слизывать пыль с уличных туфель. И это будет еще приятнее.
— Ну как? — Тома заглянула в кабинку, придерживая одной рукой дверь. — Я гляжу, муж-то ваш вышел, а эта зараза осталась. Слышно вам было? Нет?
Брюнетка глядела прямо перед собой и вертела в руках пустую рюмку. Водки в графинчике осталось на самом донышке. Но тем не менее выглядела она абсолютно трезвой.
— Да, спасибо. Все было прекрасно слышно. — Брюнетка взбила свои роскошные волосы растопыренными пальцами, достала из сумочки пудреницу и тюбик губной помады.
— Так что? Принести вам еще что-нибудь? Кофе? Или выпить?
— Нет. Спасибо. Ничего больше не нужно.
— А знаете, что я вам скажу! — Тома огляделась по сторонам и торопливо скользнула в кабинку. — За своего мужа надо бороться. Сейчас мужиков мало: каждая отбить норовит. А одна приятельница у меня — так та любовнице своего мужа банку зеленки на голову вылила. Она потом месяц из дома выйти не могла.
— А… любовница моего мужа? Она все еще в кабинете?
— Зачем вам? — Тома мгновенно встревожилась.
Перспектива развертывания боевых действий на территории ресторана ей совсем не улыбалась. Месть местью, но не здесь же!
— Не волнуйтесь. Я просто хочу с ней поговорить. Без битья посуды, если вас это волнует.
— Н-ну, — официантка неуверенно развела руками. Брюнетка в третий раз за этот день полезла в кошелек и протянула Томе еще одну бумажку:
— Это — чтобы вы окончательно успокоились.
… Дверь отворилась почти беззвучно, но Анна все равно вздрогнула. Быстро подняла голову, наморщила лоб.
На пороге стояла Галина.
Анна даже не удивилась. Просто машинально отметила: «Галина тоже здесь…» Та опустилась на стул:
— Я знаю. Я все слышала.
Некоторое время молча смотрела на Анну. Добавила спокойно и уверено:
— И знаю, как тебе помочь.
Анна позвонила уже через час. Осокин и не сомневался, что позвонит. У нее просто не было другого выхода. Коротко сообщила:
— Олег Викторович, я согласна.
— Я очень этому рад, — усмехнулся Осокин.
— Куда мне приехать?
— Можно прямо ко мне.
— Нет-нет, я не могу так. Давайте хотя бы сначала посидим где-нибудь, поговорим.
— Ну, разумеется! — Осокин даже немного обиделся. — Разумеется, посидим. Я за вами заеду.
Галина взяла у Анны телефон.
— Кобель драный, — проворчала она, расстегивая сумочку. Но спрятать телефон не успела, раздался звонок. — Да, слушаю.
Звонил Осокин. Он сообщил, что вечером собирается готовить материалы к завтрашнему совещанию.
— Я привык работать один, когда никто не отвлекает. Ты ведь знаешь. — Многозначительно замолчал.
— Конечно, знаю. Работай, дорогой, я переночую у себя дома. Целую тебя.
Выходя в коридор, Галина еще раз напомнила:
— Главное, чтобы он шампанское выпил. Хотя бы один бокал. От водочки он потом не откажется. А водка с шампанским для него — смесь убийственная. Здесь можешь не сомневаться — опьянение в стельку я тебе гарантирую. Дальше действуй, как договорились.
— Подожди! А если он не захочет шампанского?
— Надо сделать так, чтобы выпил.
— Как, например?
— Есть верный способ: предложи выпить на брудершафт. Здесь уж ни один мужчина не откажется.
При этих словах Анна болезненно сморщилась.
— Ну здесь уж я тебе ничем помочь не могу, — усмехнулась Галина. — Придется поцеловаться.
Целоваться с Осокиным Анне пришлось, не только когда пили на брудершафт. В машине, по дороге домой, он принялся тискать Анну. Пьяно сопя, прижимал ее к себе, целовал в плотно сжатые губы.