Книга Смуглая ведьма - Нора Робертс

— Да что ты говоришь? Ты, случайно, не в церкви воспитывалась?

Она опять рассмеялась.

— Думаю… может — если следовать твоей логике, — никому до меня особенно дела не было, чтобы кричать. А тебе, Бойл, — тебе есть до меня дело?

— Мне есть дело! Мне не все равно, сидишь ты тут или валяешься в лесу с перекушенным горлом! — Она побледнела, и он тут же стал себя корить: — Теперь ты меня прости. Правда! Я как разойдусь, у меня невесть что с языка слетает. Прости, — повторил он и нежно взял ее лицо в ладони. — Ты была такая грозная! Даже не знаю, из-за кого я больше завелся — из-за волка или из-за тебя.

— Мы прорвались — вот что самое главное. — Она положила руки поверх его. — А потом ты приготовил мне ужин и не дал мне развалиться на части. Это тоже много значит.

— Значит, с тобой все в порядке. На данный момент.

Бойл прикоснулся к ней губами, на этот раз очень нежно. Ее ладони скользнули к его запястьям и напряглись.

— Теперь я должен доставить тебя домой. — Он подался назад, но Айона продолжала держать его за руки.

— Я не хочу, чтобы ты вез меня домой. Я хочу остаться у тебя.

— Ты все еще на взводе.

— Так заметно?

Ему удалось чуть отодвинуться от нее.

— Возможно, это я сам на взводе.

— Это меня устраивает. — Она встала. — Может быть, мне это как раз и понравится. Бойл, мы с тобой вместе выиграли бой. Я хочу остаться с тобой, хочу побыть здесь, хочу с тобой в постель.

— Мне кажется… Разумнее было бы немного выждать, поговорить сначала… об этом.

— Я думала, это я здесь много болтаю. — Она сделала движение к нему.

— Ты много болтаешь. Очень много! Но, наверное, учитывая обстоятельства… Мы можем поговорить потом, — выдавил он и заключил ее в объятия.

— Отлично! — сказала она и обняла его.

Глава 13

И снова ее подошвы оказались оторваны от пола, а губы прижаты к его губам — головокружительное ощущение. На спине она чувствовала его сжатый кулак, как будто он был готов в любой момент содрать с нее свитер, и это вполне устраивало Айону. Если бы могла изловчиться, она бы уже выскользнула и из свитера, и из всего остального.

— Нам надо… — Она не дала ему договорить, жадно прильнув к его губам.

— Где у тебя спальня? — Должно быть, где-то рядом, но если нет — сойдет и продавленный диван.

— Это… — Он пытался соображать, но в голове был один туман, и тогда он просто подхватил ее под ягодицы и приподнял вверх. Она охватила его торс ногами, руками обвила шею.

Все вокруг зашаталось и занялось огнем. Айона почти перестала воспринимать тускло освещенную комнату и беспорядок в ней, а Бойл на ходу расчищал себе путь между раскиданных вещей, неся ее на кровать с деревянными шишечками, застланную прохладными белыми простынями.

Потом ей стало и вовсе безразлично, где она — в лесу, в океане, на многолюдном городском тротуаре или на цветущем лугу. Существовал только он, груз его прижатого к ней тела, сила его нежно скользящих рук, жадный рот, ищущий и получающий свое. Только эти прохладные простыни, делающиеся все горячее и горячее, когда он стянул через голову ее свитер и отшвырнул в сторону.

В ней все было таким миниатюрным и изящным. Грудь, которая идеально легла в его ладони, руки, нырнувшие под его рубашку и гладящие его кожу. Он не был неуклюж, но с ней, такой маленькой, стал бояться себя и потому старался не спешить и действовать плавно и нежно.

Но ее бедра выгнулись дугой, пальцы впились в его напрягшиеся мышцы, еще больше возбуждая его.

Он хотел, чтобы она была голой, — простое, элементарное желание. Хотел, чтобы это маленькое тело обнажилось специально для него, оголилось и стало доступно его рукам, его губам.

Он нагнулся и потянул пряжку ее ремня. Она что-то сказала, но слова потонули в его поцелуе.

— Что? Что такое? — Если она сейчас скажет остановиться, он убьет себя.

— Сапоги. — Ее губы перемещались по его лицу, потом она стала зубами пощипывать его за скулу. — Сначала сапоги.

— Да, правильно. Сапоги. Правильно. — Он уже был как взведенная пружина и от этого впал в некоторое замешательство, но скользнул вниз, встал на колени в ногах постели и стянул с нее правый сапог. Отшвырнул. Сапог упал с резком стуком. Он потянул за левый, она нагнулась, схватила его за волосы и прижала к себе.

— Ты такой… Стемнело… Кажется, начинается дождь… Как сердце стучит… — Каждую фразу она отбивала страстным поцелуем. Когда он отбросил второй сапог, что-то затрещало и задрожало.

— Теперь твои… Дай сниму. — Она потянулась к его сапогам. — Их надо снять, непременно снять… Хочу, чтобы на тебе ничего не было, иначе я с ума сойду.

— Я тоже.

— Хорошо, хорошо. — От ее смеха, звонкого от радости и возбуждения, у него вдоль позвоночника снизу вверх побежали мурашки. — Мы с тобой на одной волне. — Первый сапог полетел на пол. — Обними меня, слышишь? Ласкай меня… Везде… Все равно где… Так, с одним я справилась.

Сама того не ведая, она осуществила свое заветное желание: он был ослеплен.

— Хоть теперь ты можешь помолчать?

— Может быть. Возможно. Есть! — Она сдернула наконец второй сапог, скинула его на пол.

И снова набросилась на него.

Она чуть не свалила их обоих с кровати, но он сумел обхватить ее и перекатиться на середину. Бойл утонул в очередном поцелуе, а Айона на ощупь судорожно расстегивала его рубашку.

— Какие у тебя классные плечи! Как я хочу… — Она стащила рубашку, затем через голову стянула с него теплую майку — все это опять-таки полетело прочь.

Она провела руками по его грудным мышцам и выше, к плечам, оттуда спустилась к бицепсам, издавая такие звуки, словно слизывала с ложки расплавленный шоколад.

— Какой ты сильный!

— Я не сделаю тебе больно.

Она опять засмеялась, теперь уже легко и беззаботно.

— Я тебе такого обещать не могу.

Она проворно расстегнула застежку лифчика.

— Так тебе проще будет.

— Я не боюсь тяжелой работы. — Он снял и отбросил в сторону лифчик. — А теперь тихо, не отвлекай меня.

В следующее мгновение Айона потеряла способность соображать, не то что говорить. Она оказалась в круговороте самых разных ощущений: это его руки заставляли ее трепетать, брали, терзали. Прикосновения грубых, натруженных ладоней, отросшей за день щетины возбуждали ее все сильней и сильней.

Мальчики, поняла она. Все, кто прикасался к ней до сих пор, были мальчики по сравнению с ним. Слишком гладко, слишком легко, слишком отработанно. Сейчас же у нее был мужчина, который ее хотел.