Книга Саракш: Тень Странников - Владимир Контровский

– Сограждане, люди Республики, я расскажу вам истинную правду о Ночной Смерти.

* * *

…Его увидели и услышали десятки тысяч людей – время передачи было выбрано точно. Отснятый видеоролик был ярким и впечатляющим – ни секунды не колеблясь, Гай сам сел под ментоскоп, – и коротким (было ясно, что те, для кого содержание этого ролика страшнее смерти, тоже его увидят и примут меры). Гай Заар выбросил в телеэфир пять минут обжигающей правды, а затем пошли повторы ролика, перемежавшиеся прямой трансляцией из помещения центральной студии страны.

Реакция «заинтересованных лиц» была незамедлительной: по кварталам столицы прокатилась волна веерного отключения электроэнергии, а полиция у телецентра получила приказ немедленно начать штурм, не считаясь ни с какими потерями. Однако люди – в том числе и люди в форме – уже заколебались: у военных и полиции были свои телеприёмники с автономным питанием, и солдаты и офицеры снова и снова смотрели на мерцающие экраны.

Решительней всех среагировал один из серебристых дирижаблей, плывших в небе над городом, – то ли по собственной инициативе, то ли (что более вероятно) получив откуда-то кодированный приказ. Воздушный корабль, стряхивая с корпуса никому уже не нужные рекламные полотнища, пошёл в атаку и нанёс по телецентру концентрированный лучевой удар. Расчёт (и прицел) был верным, но Утончённые не могли предположить, что в здании, ставшем объектом лучевой атаки, находится сотня людей, иммунных к пси-полю. Ночная Смерть обернулась бумерангом: сотни тысяч зрителей увидели в прямом эфире падавших и умиравших – коридоры и комнаты телецентра были завалены трупами, – и услышали Гая Заара, объяснявшего, что происходит.

Это был конец (или начало, это как посмотреть…).

* * *

– Господа генералы, – голос исполреша дрожал, – наша Республика стала жертвой чудовищной провокации. И я знаю, кто стоит за этим насквозь лживым сценарием – Пандея, вознамерившаяся осуществить свою давно лелеемую мечту о сокрушении нашей страны! И в этот тяжёлый час я жду от вас верности присяге и долгу – нам предстоит пройти тяжелейшие испытания. Маршал Тоот, я, как главнокомандующий вооружёнными силами, приказываю: телецентр выжечь дотла термическими боеголовками. Пандее нами предъявлен ультиматум, и если пандейцы его отвергнут, наша армия нанесёт по ним ошеломляющий атомный удар – заразу надо вырвать с корнем! Действуйте, маршал Тоот!

Седой маршал с лицом, изрезанным морщинами, медленно встал и одёрнул мундир.

– Я воевал за Республику с айкрами, в Гремящей Излучине, двадцать пять лет назад. Я воевал за Республику двадцать лет назад, во время Беспорядков, воевал против тех, кто хотел лишить нас права на свободу сознания и снова включить проклятые башни, наследие Отцов, скрывая свои чёрные замыслы за благими намерениями сделать людей лучше. Я верен долгу, и я выполню приказ моего главнокомандующего (при этих словах старого солдата исполреш вытер вспотевшее лицо носовым платком). Но сначала я хочу задать тебе, Гагу, один вопрос (услышав фамильярное обращение на «ты» и по имени, глава Республики переменился в лице). Мы с тобой почти ровесники – как так получилось, что ты выглядишь младше моего сына? Да, ты красишь волосы – у вас, политиков, это принято, – но лицо… Только не надо рассказывать о чудесах пластической хирургии, о достижениях косметологии, а также о магии пандейских дервишей и снадобьях хонтийских знахарок – мы все здесь взрослые люди, государственные мужи, а не безмозглые завсегдатаи универмагов. Расскажи лучше о своей поездке на Объединённые Острова восемь лет назад – что ты делал в Белом Городе айкров? Ты изменился после этого визита к островитянам, Гагу. О да, ты предусмотрителен и накладывал старящий грим, чтобы изменение твоей внешности не слишком бросалось в глаза тем, кто давно тебя знает, но сегодня ты поспешил, – старый маршал вытянул руку в указующем жесте. – Грим наложен небрежно: ты очень нервничал, Гагу, в такой ситуации не до макияжа. Вот и расскажи нам обо всём, а мы послушаем. А заодно протри как следует лицо – платок у тебя в руке – и дай нам всем полюбоваться на твою купленную молодость.

Исполреш затравленно молчал, обводя лица военных безумным взглядом, – он смог выжать из себя только жалкий сип. Генералы тоже молчали, и их молчание было молчанием расстрельной команды, ждущей приказа «Пли!».

– Молчишь? – Тоот тяжело вздохнул. – Тебе нечего сказать, Гагу, а говорить правду тебе не хочется…

С этими словами маршал расстегнул кобуру, вынул тяжёлый армейский пистолет и дважды выстрелил в побледневшее лицо исполреша – в молодое красивое лицо с торопливо наложенным гримом.

* * *

Огромный город вскипел. Миллионы людей, годами и десятилетиями жившие серой растительной жизнью и покорно следовавшие предписаниями, как именно надо жить, вдруг вспомнили, что они – люди. Они терпеливо сносили всё: унижения со стороны хозяев жизни, власть имущих, нагло присвоивших себе богатства, жилища, вещи, права и снисходительно предоставивших «быдлу» обноски с барского плеча; несправедливость законов, деливших людей на элитариев и на всех прочих; беззащитность перед произволом и ощущение своей ничтожности перед всемогущей государственной машиной, озабоченной лишь процветанием кучки толстосумов, возомнивших себя солью земли и пупом Вселенной. Люди находили утешение в том, что любой олигарх или высокопоставленный чиновник так же смертен, как и строительный рабочий или водитель автобуса, и его, когда придёт отмеренный срок, точно так же съедят черви или проглотит погребальное пламя крематория. И вдруг выяснилось, что «маленьких людей» лишили последнего и превратили их в скот, питаясь которым пастухи обеспечивали себе вечную молодость. Понимание это было сродни ожогу – оно нестерпимо жгло и мучило, и погасить боль этого душевного ожога можно было только кровью. И люди вышли на улицы города, готовые убивать и умирать, бросаясь с голыми руками на пулемёты.

Впрочем, масштабных побоищ не было – тех, кто вкусили от заокеанских щедрот, была жалкая горсточка, и все они торопились скрыться, спасая свои драгоценные жизни. Их судьба была ужасной: в обезумевшей стране спасения не было, заподозренных в соучастии и в сотрудничестве с «упырями» убивала собственная охрана, убивала жестоко и беспощадно, – преданные телохранители важных персон были смертными, и они превратились в палачей сразу же, как только поняли, где проходит граница, разделившая потрясённую Республику на людей и упырей. Кровь обильно пролилась только у посольства Объединённых Островов – люди шли на кинжальный огонь, заваливая своими мёртвыми телами площадь перед зданием дипломатической миссии, пока армейские орудия – гарнизон столицы перешёл на сторону восставших – не разнесли посольство прямой наводкой, а летающие платформы не залили его руины струями напалма.

Были жертвы среди пилотов и среди мирного населения – атакованные винтолётами «корабли смерти» включили излучатели, убивая горожан тысячами, и летающие платформы, попавшие в конусы поражения, падали на землю с мёртвыми экипажами. Но вскоре ситуация изменилась: в ход пошли зенитные ракеты, боеголовки которых не реагировали на пси-поле любой напряжённости. Неуклюжие дирижабли были слишком тихоходны – они лопались в небе один за другим, и люди, оказавшиеся на местах падения сбитых аэростатов, яростно рвали на куски изуродованные трупы айкров, лежавшие среди обломков разбитых гондол. До береговой черты не долетел ни один дирижабль, а маршал Тоот, военный диктатор, объявивший в Республике чрезвычайное положение, уже отдал приказ о расконсервации немногочисленных дальних бомбардировщиков, не порезанных на металл в упоительном умилении Единения и об извлечении из арсеналов ядерных бомб, не переработанных на топливо для атомных электростанций.