Книга Сепсис - Элина Самарина

— Сейчас ты, сама не подозревая, загнала себя в ловушку. Я и не знал, что десять лет жил с дамой по вызову.

Влада хотела желчно прищуриться, но глаза сами вопросительно округлились:

— Что ты имеешь в виду? Кто эта «дама по вызову»?

— Не притворяйся. Ты все прекрасно понимаешь. Эту Инну я пригласил из службы «Эскорт бизнесмена». Она — болонка для прогулок. Значит, и Фауст взял тебя как… как пуделя. — Алексей сам распалялся от своих предположений. Лицо побелело, глаза горели ненавистью. Он и в самом деле готов был убить Владу. — Хороша роль: болонка по вызову!

— Ты говоришь, — запальчиво возражала Влада, — приглашали с женой. Вот и пошел бы с женой. Не арендованной, а настоящей.

— Видишь ли, «милая», меня опередили! Моя «настоящая» жена в этот момент была в аренде у другого.

— Ах, Алексей! Как ты; можешь все запутать! Спутал местами причину и следствие. Я никогда не оказалась бы в доме Паустовского, если бы… не Женева. Или там, в ванной, тоже была девица… по протоколу?

Алексей вскинул брови и с вызовом посмотрел на Владу. Но возразить не смог. Нечем было крыть. Отвел дерзкий взор.

— В общем, Алексей, думаю, ты избрал не лучший способ вернуть меня! Ты ведь мечтаешь, чтоб я вернулась.

— Нет! — Алексей зло усмехнулся. — Это ты мечтаешь! Но я не подбираю утиль. Ты — бывшая в употреблении. А я — человек брезгливый.

— Ха-ха! — наигранно расхохоталась Влада, гневно сжав спинку кресла, сесть на которое ее так и не пригласили. — Не пытайся меня оскорбить. У тебя ничего не получится. Если бы ты действительно был брезгливым, не ложился бы в чужие постели… «Брезгливый»! Ха-ха! Я знаю, почему ты так ведешь… себя. Тебе больно! Больно! Тебя это гложет! Да-да! И не делай такое лицо. Тебя гложет! Своими оскорбле… попытками оскорбить меня ты прячешь свою вину. Не ухмыляйся, уж я-то тебя знаю! Я…

— Все, хватит пустой болтовни. По-моему, ты все уже сказала. Ну и все. Можешь быть свободна. Уходи.

— Не уйду! Я за детьми пришла. Если ты не отдашь детей, я…

— Даже не продолжай! Любая твоя угроза рассмешит меня… Хм… Как я упал в твоих глазах, если ты позволяешь грозить мне? Ты?! Мне?! Все. Убирайся!

— Боже, как я ненавижу тебя! Слышишь, ненавижу!!! — шептала Влада. Глаза ее повлажнели, лицо пылало.

Никогда еще так откровенно она не кричала о своей любви.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, взволнованно дыша. Алексей вдруг почувствовал, что не хочет, чтобы она уходила. Он желал, чтобы она оставалась. Чтоб продлилась их ссора… Но Фауст, ненавистный Фауст незримо стоял между ними.

— Иди. Уходи. — Голос его стал угасать.

— Я не уйду, пока ты не отдашь мне детей!

— Дети будут со мной. Вопрос решен.

— Это мои дети! Мои! Я их мать!

— Они будут со мной!

— Боже, от тебе исходит адский холод!

— Адский холод? Это что-то новое, — презрительно скривился Алексей. — До сих пор я наивно полагал, что в аду пекло.

— Алексей, — вдруг взмолилась Влада, — отдай детей. Ведь между нами уже ничего не будет! Даже если мы захотим. Между нами пропасть! На что ты надеешься? Если я не нужна тебе, зачем ты удерживаешь меня? У тебя же все есть… У тебя уже другая жизнь… И у меня тоже! Зачем ты так мучаешь меня? Тебе же сейчас… не так плохо.

Он так растерянно посмотрел на нее, что она умолкла.

— Это у меня другая жизнь?! Это мне «не так плохо»? Что у меня есть? Дура! Тварь! Ты всю жизнь мне сломала! Разорвала на куски!.. Другая жизнь у тебя? Ну так иди в свою другую жизнь. Иди и хлебни. Плохо тебе было со мной? Иди и сравни… А дети останутся со мной. Не отдам их тебе. Чтоб ты мучилась… чтоб страдала!.. Приползешь ко мне на коленях… но лучше не приползай. Я вытру о тебя ноги! Уходи, Влада.

— Никуда я не пойду без детей!

— Детям не нужна такая мать.

— Какая это «такая»? Чем я провинилась перед детьми?

— Если ты так легко сменила мужа, то… изменишь и детям.

— Так ты не отдашь детей? — стиснув зубы, прошипела Влада.

Не этого ждал Алексей… Совсем не этого.

— Детей…? Не то… Не то. — Лицо его разочарованно вытянулось, в глазах словно свеча угасала. Но обезумевшая Влада не расшифровала мимики. Не услышала отчаяния, тоски. Подчиняясь охранительным рефлексам, рука окунулась в сумочку.

Режущая, колющая сотнями пик, обжигающая боль остолбенила Алексея. Зажмурившись, судорожно выгнув тело, он схватился за лицо.

Короткий, яростно сдерживаемый стон прорвался сквозь стиснутые зубы. А она отозвалась громким отчаянным криком. Его страдания отдались невыносимой болью в ней самой. Она почувствовала и ожог, и нестерпимую резь. Не выработался во Владе иммунитет к его боли. Они все еще оставались сообщающимися сосудами.

Флакон выпал из руки. Влада в отчаянии застыла.

В кабинет влетел Генрих. Он переводил озадаченный взгляд с Влады на Алексея, пытаясь угадать — кто жертва.

Влада порывалась что-то сказать, но тщетно. Бледная, растерянная, она онемело указывала пальцем на Алексея.

Куда делась недавняя удаль? Куда пропала ее ненависть?

— Что случилось, Влада?! Кто это сделал?! — Генрих суетился около стонущего, притоптывающего от боли Лекса. — Быстро машину! Быстро!

Алексея увезли. Влада осталась одна. В его кабинете. И в целой жизни.

Выйдя из операционной, врач озабоченно сообщил Генриху:

— Все, что возможно, мы сделали. В целом вашему другу повезло: температура воздуха в помещении слегка загасила активность «агента». И еще: концентрация кислоты была сравнительно невысокой. Мы провели противошоковые мероприятия — обезболивание, антигистамины… Но это консервативные мероприятия. Необходима срочная операция на глаза. В нашей клинике стопроцентных гарантий дать не могу. Нужно ехать в Германию. Там оборудование для таких именно случаев. Но выезжать надо прямо завтра.

* * *

Забившись в угол, она опустошенно вглядывалась в фотографию на рабочем столе Алексея. Фото, где они еще счастливы. Он не убрал ее. Он продолжал любить. И надеяться. Теперь она поняла, что Алексей ждал ее прихода. Хотел убедиться, что Влада еще любит его. А она все перечеркнула. Она сама поставила точку в их отношениях. Жирную точку. Точку, которую нельзя стереть. Нет! Она прикусила губу и почувствовала солоноватый привкус. Прав был Лекс: не справилась она с этой ролью. Но только теперь поняла, что не сможет женщина сделать больно любимому. Не сможет!

Уже темнело, а она все не уходила. Сидела в уголке, как вор, ожидающий потемок, и думала, думала…

Открылась дверь. Свет залил комнату неприятной реальностью. Она часто заморгала отекшими, заплаканными глазами.