Книга Родичи - Дмитрий Липскеров

— Что? — переспросил генерал.

— Эрекция постоянная… — Щечки девицы загорелись помидорчиками. — Что-то там срослось по-другому, и мозг посылает информацию… в тазовую область… В общем, сами видите!..

Иван Семенович все прекрасно видел, вспоминая каждодневный прием виагры, и испытывал некоторую зависть к такому неслыханному природному явлению. Но и сочувствовал Никифору, представляя, что и у него в штанах тоже этакая невидаль. Круглосуточно!!!

— Здесь все просто! — сказал генерал громко, чтобы и Никифор слышал. — Как в армии! Очень бром поможет, только дозу удвойте… И с компотиком его, все и наладится!..

На минуту Боткин оцепенел, будто гипнозу поддавшийся, затем хлопнул себя по лбу, тихо произнес: «Эврика!» — и побежал к корпусу.

А генерал с Катериной сидели на лавочке и наслаждались садиком, в котором скоро должна была проявиться весна.

Так они провели минут пятнадцать, думали каждый о своем, пока не появился Никифор Боткин, весь исполненный достоинства и гордости. Он демонстративно прошелся перед лавочкой, словно артист, изображающий цаплю, выпячивая тренировочные штаны, в которых угадывалась полная пустота. Лишь оттянутая ткань болталась…

— Ой! — вскрикнула Катерина, укрыв ловкие губки ладошкой.

— Ну, вот и чудесно! — похвалил генерал. — Все и разрешилось просто…

Затем мужчины остались вдвоем. Катерина исчезла во чреве больницы, и Никифор жарко заговорил сидящему в благости на лавочке Ивану Семеновичу о великом счастии носить фамилию «Боткин».

Генерал, жмурясь на недоделанное весной солнышко, слушал вполуха. Он поймал себя на мысли, что хочется в старый «Арагви» похлебать харчо, сжевать сочный люля, запив обед полбутылочкой, и быстренько домой, в коечку, продолжать воскресный выходной дневным сном.

— …сублимация — мать творческого порыва! — донеслось до Бойко, и Иван Семенович вернулся в реальное измерение.

— Господи, они нас обкрадывают, эти глупые бабищи!!! У них ума своего нет, потому и питаются нашими мозгами, доят наши умственные потенциалы! Сколько гениев кануло в Лету, не сумев противостоять напору смазливых вагин! Руки… — Никифор посмотрел на свои пальцы, поросшие рыжими волосками. — Руки… Они теряют знание природы вещей, когда всякие там Катьки насилуют их!..

Заговаривается, подумал генерал, пытаясь представить, как можно насиловать руки.

— Это я в переносном смысле, конечно! — добавил Боткин. — Мои руки — это продолжение моего мозга, таланта, в нем хранящегося!..

Здесь Иван Семенович вспомнил Машу молодой, ее рыжее веснушчатое тело, как будто художник кистью встряхнул; представил количество семени, пролитое в горячее лоно, и вдруг на секунду вообразил, что Мария, его жена, как Катька, — ненасытная вагина, и не выплескивайся он так множественно, мог бы и маршалом стать!..

— Тьфу! — Генерал затряс головой почти гневно. — Перестаньте эту свою теорию в меня запихивать! Я этих вещей не понимаю и понимать не хочу! Бог создал мужчину, а к нему женщину приставил. И потому женщины не могут быть посланниками подземелья!

— Вы так говорите, потому что не гений! — Никифор осекся.

— Ничего-ничего, — улыбнулся генерал. — Продолжайте.

— А мне нечего стесняться, собственно! Я делал такие операции в своей занюханной больнице, какие в принципе считаются невозможными даже в лучших западных клиниках! Я, — Боткин понизил голос, — я провел операцию на собственном мозге… Зеркальную операцию… Это то же самое, что писать справа налево правой рукой и слева направо левой одновременно!.. Я не могу не признать в себе гения! Это было бы непростительно, потому что я бы не холил и не лелеял сей дар, а значит, утерял бы его!.. А знаете, что такое потерять дар?..

Генерал вопросительно вздернул брови.

— Потерять дар — Богов подарок не сохранить! Человек с Божественным даром не принадлежит себе и волоском единым! Он лишь обязан обслуживать свой гений, чтобы тот исправно работал на благо Богу!..

— Почему не людям?

— Все, что угодно Господу, благодать для людей!

— Вы что же, — немного удивился генерал, — вы — верующий?

— После того как по мозгам дубиной съездили, как молнией озарило! Частичку Бога в себе почувствовал!..

— А как вы отличаете Бога в себе от дьявола? Может быть, от лукавого у вас дар?

Иван Семенович пожалел, что задал этот вопрос, потому что после него Никифор побледнел смертельно.

— Я же людям добро несу, — сказал он растерянно.

— Вот вы операцию какую-нибудь уникальную сделаете, спасете человеку жизнь, а его потомок вырастет, к примеру, диктатором и миллионы человеческих жизней спалит. Может такое случиться?

Никифор кивнул.

— Так от кого ваш дар? Кто в вас гений внедрил?

— Схоластика все это! — неожиданно воспрял духом Боткин. — Вера важна, она защищает! Я вон вам сухожилия и нервы на руке сшил! А не будь меня рука бы через год засохла! Вы же хороший человек? Вам Бог помог! Через меня помог! Я проводник воли Его!..

Иван Семенович был согласен, что Бог ему помог, а потому успокоил Боткина своей уверенностью, что в душе хирурга оставлена печать именно Бога.

— Если хотите, — добавил генерал, — я в Бога не верую и в дьявола тоже!

— Как так! — ужаснулся Никифор. — Ведь в ад! — И приложил руки к груди, смотря на собеседника, активно сострадая.

— В ад так в ад! — согласился Бойко.

— Может быть, лучше литературку какую-нибудь почитать на досуге? — предложил хирург. — Я подыщу… — Понизил голос. — С батюшкой пообщаться!..

— Нравитесь вы мне! — честно признался генерал. — Чем, понять не могу, но нравитесь!

Рыжий Боткин захлопал рыжими глазами в стеснении.

— Что вы можете сказать об Ахметзянове? — неожиданно поинтересовался генерал.

— Это вы о патологоанатоме нашем спрашиваете?

— Именно.

— А что такое случилось?

— Пропал в тот день, когда вам по голове дали.

— Ай-яй-яй! — расстроился Никифор. — Что же вас интересует?

— Каким врачом был Ахметзянов?

— Что вы!.. — замахал руками Боткин. — Врач — это который лечит. А Ахметзянов со смертью имел дело. Вскрытия производил, да и только! Но надо сказать, делал он это отменно! Всегда отыскивал причину смерти! Талант!

— Может быть, гений?

Никифор на вопрос генерала лишь глаза сделал круглые: мол, два гения в одной больнице?..

— Я жизнь обслуживаю, а он смерть!

— Гениально обслуживал смерть! — подначивал генерал — Вот мы шофера моего хоронили, казалось, так и встанет сейчас из могилы!