Книга Запах денег - Артур Кангин

Грянула музыка.

Виртуозы Москвы загнули что-то немыслимо веселое, бравурное и одновременно куда-то зовущее в даль светлую, необъятную.

Приглядываюсь я, с кем танцевать буду.

И увидел девушку феерической красоты — белокурую, с голубыми глазами, притопывающую легкими ножками.

Девушка была в костюме молодого барашка.

Я отправился к девушке.

Но меня тут же стали оттеснять могучими плечами охранники в костюмах орангутангов.

Но я все-таки приблизился к девушке и кричу:

— Кто ты, красавица?

— Я — дочь Президента Российской Федерации, — ответствует красавица.

Подходит Президент и внимательно на меня смотрит.

— А ну-ка, снимите с него шкуру, — ласково приказывает он орангутангам.

Стащили охранники с меня шкуру белого медведя, все пялятся в три глаза, а узнать не могут.

— Это никак наш младший повар. Мастер по салату оливье, — предположил какой-то енот.

— Да нет, это подмастерье часовщика из Спасской башни, — заметила пожилая каракатица.

— Да кто ж ты таков?! — взревел тут Президент всея белыя и черныя Руси неоглядной, неприступной.

— Я простой русский парень, — бесстрашно отвечаю я. — Зовут меня — Сережа Курочкин…

— А меня зовут Василиса, — покраснела дочь Президента и потупилась.

— Отдайте за меня дочку замуж, — попросил я и прямо посмотрел Президенту в глаза.

— Выкиньте его, — коротко отреагировал Президент.

3.

Прошел месяц, но образ прекрасной дочери Президента не оставлял меня.

Я — сапожник, чиню обувь разных калибров и мастей.

И вот ставлю я молнию на дамские сапоги, а вспоминаю ножки Василисы. Прибиваю стальные подковки на сбитые каблуки, а сам вижу чудесный стан, туго стянутый корсетом.

Извелся я, истерзался.

Как мне попасть опять в Кремль?

До следующего весеннего равноденствия целый год!

Не вытерплю я, сойду в могилу либо от безумия, либо от горького пристрастия к Зеленому змею.

Когда я уж совсем извелся, пошел на Страстной бульвар в церковь к своему духовнику.

Все рассказал батюшке.

А тот предлагает:

— Когда человеческий дух воспаряет в любви, он становится подобен крылатой птице Феникс. С крыльями разбросанными по обе стороны. И машет и машет он оными! Машет и машет!

Вскрикнул тут я радостно и опрометью бросился к себе домой, сооружать из клейстера и легкого картона могучие крылья.

Старт я назначил на завтра, с крыши ГУМа.

4.

Перелетел я Кремлевские стены и сразу попал в объятия ненаглядной Василисы.

Прилегли мы сразу на декоративный лужок подле Грановитой палаты.

Я целую Василису один раз, она меня трижды; я ее трижды, она даже со счета сбивается.

Но тут помрачнела Кремлевская территория. Затряслись прозрачные стекла в министерских кабинетах.

Набежала волна пахучего воздуха.

Это из своих покоев вышел Президент Российской Федерации.

Скрутил он из газеты “Коммерсантъ” козью ножку, дыхнул американским забористым табачком “Манхеттен”, и только тогда приметил дочурку со мной, сапожником Сережей Курочкиным.

А мы так увлеклись, что ничего не замечаем, знай, милуемся.

Помрачнел Президент.

Тихохонько подошел к голубкам, т. е. к нам, да как схватит меня за левую лодыжку, да как подъемлет меня к самым Кремлевским небесам.

— Ты кто таков? — нечеловеческим голосом ревет Президент. — Отвечай, каналья, или же я тебя о горюч-камень головкой твоея шмякну!

— Я — Сережа Курочкин, — уже не без робости ответствую я. — Сапожник с Савеловского вокзала.

— Да как ты посмел, — ревет Президент, — в мои священные покои ворваться-вломиться?! Да как ты посмел мою белокрылую лебедку-дочурку на зеленой полянке валандать?!

— Да я женюсь на нея! — не без гордости лепечу я.

— В острог его, — через зубы приказал Президент прискакавшим охранникам. — Пусть он, щучий сын, там за год-другой в полное сознание придет.

5.

И вот сижу я в Кремлевском остроге, да и уже недобрым словом поминаю крылья, занесшие меня через красную стену, да и полюбовницу, вольно или невольно заманившую.

Вдруг, что такое?

Скрипят тюремные дубовые ступени.

Предо мной вырастает, как гора, как гранитный остров в океане, сам Президент Российской Федерации.

Осторожненько опускается на край панцирной кровати, с подозрением и легким любопытством глядит на сидельца, то есть на меня, Сережу Курочкина.

— Ну, как здеся кормят? — подмигнув, спрашивает.

— Ничего, — бодро отвечаю. — Сегодня, к примеру, свиную требуху давали, под острым соусом “Чили”.

— Добре, — улыбнулся Президент, надолго задумался, а потом сурово сдвинув брови, продолжил: — Девка моя, Василисушка, тебя, подлеца, все не может из своей головки выкинуть. Замуж хочет.

— Что ж, я согласен! — мужественно играю я желваками.

— Да ведь я не согласен, я! — со слезами в голосе ревёт Президент и тут же задумчиво осекается. — Задам я тебе, Серж, три загадки. Ответишь, твое счастье. Не ответишь, вечно в остроге будешь свиную требуху под соусом “Чили” кушать.

6.

— Ну отвечай мне, Курочкин, курицын сын, — потер свои мощные ладони Президент, — что на свете всего больше?

— Вы, господин Президент, — тут же ответил я. Университетское образование позволяет мне на любой вопрос отвечать сходу.

— А почему не Солнце?

— Солнце — далеко, вы — рядом.

— Добре, — удивился Президент. — Ну, а скажи мне тогда, что всего ярче?

— Вы, господин Президент.

— А почему не Солнце?

— Оно — вона где, а вы — вот, тута!

— Верно, — сверкнул очами Президент. — Ну и тогда ответствуй мне, со всей присущей тебе искрометной искренностью, что всего теплее?

— Вы, господин Президент.

— Почему не Солнце?

— Оно на ночь спать ложится, а вы даже во тьме кромешной сограждан государственной мыслью греете.

— Верно! — воскликнул Президент и радостно продолжил: — Быть по сему! — повернулся на пятке и молодцеватой походкой вышел из острожьего неказистого помещения.

7.

Там и свадьба подоспела.

Вот уж год как я со своей Василисой живу в мире и согласии.