Книга Путешествие налегке - Туве Марика Янссон

«Мне надо остерегаться, — думал Самуэль Стейн, — мне не следует превращать его в важную фигуру. Если даже Аллингтон двадцать лет и простоял возле печатного станка, никому и в голову не пришло поднимать из-за этого шум. Он был популярен, и ему хорошо платили. То же будет и со мной».

Однажды Картер спросил Стейна, не желает ли он приехать к нему за город на уик-энд. Это был знак особого расположения: Картер был невысокого мнения почти обо всех людях и хотел, чтобы его оставили в покое.

То было ранней весной, и пейзаж казался абсолютно молчаливым. Картер ходил с ним по владениям, демонстрируя своих поросят и кур. Крайне осторожно приподняв камень на лужайке, он показал ему змей, добавив:

— Они еще немного сонные, но позже оживут.

Стейн зачарованно спросил:

— А чем вы их кормите?

— Ничем. Они кормятся сами. Здесь множество лягушек и всякого другого, что они любят.

Стейн слышал, что Картер никогда не отвечал на письма, он их даже не вскрывал. Он не был любопытен ни в малейшей степени, да и совести у него тоже не было.

— Ты не должен так поступать, — сказал Стейн. — Ты знаменит, тобой восхищаются. Дети пишут тебе и ждут ответа.

— Почему? — спросил Картер.

Они сидели перед домом, каждый со своим стаканом. Было очень тепло и тихо.

— Они верят в это, — продолжал Стейн. — Когда я был маленьким, я написал французскому президенту и просил его покончить с Иностранным легионом.

— Да ну! И он ответил тебе?

— Ну да. Моя мама написала ответ от президента, где говорилось, что они непременно решат эту проблему. Письмо было с почтовыми марками и всем прочим.

— Ты еще очень молод, — возразил Картер. — Лучше с самого начала привыкнуть к тому, что на деле все не так, как ты думаешь, и что это не так уж и важно.

Он ушел кормить поросят и довольно долго не возвращался. Когда он вернулся, Стейн заговорил об Аллингтоне, который работал двадцать лет, а потом просто сдался, не оставив после себя даже синопсиса.

— Он устал, — сказал Картер.

— Говорил он с тобой об этом?

— Нет. Он почти ничего не сказал. В один прекрасный день он попросту исчез, оставив на столе записку; вообще-то это была наполовину готовая полоса комикса, и прямо на ней он написал: «Я устал». Он так никогда и не пришел за своими деньгами.

— А они не пытались разыскать его?

— Боже мой! — воскликнул Картер. — Вы только послушайте: «Они никогда не пытались разыскать его». Святой Моисей! Всю полицию подняли на ноги. Все это — сплошная истерия! «Блуб-бю при смерти!» Предприниматели пронюхали об этом деле и забегали как сумасшедшие взад-вперед в редакцию газеты.

— Предприниматели?

— Ты ничего не знаешь, — сказал Картер, зажигая свою трубку. — Те, кто живет за счет Блуб-бю. Ты никогда не видел очаровательного Блуб-бю из пластмассы, из марципана и стеарина? — Он встал и начал медленно ходить по траве, напевая: — Гардины Блуб-бю, маргарины Блуб-бю, куклы, носки и куртки, пеленки и распашонки… Хочешь послушать еще?

— Лучше не надо, — ответил Самуэль Стейн.

— Я могу продолжать хоть целый час. Аллингтон делал все эскизы. Он очень боялся за свою серию, он был педантом, и тут не должно быть ни малейшей ошибки. Понимаешь, он контролировал все до малейшей детали. Текстиль и металл, Блуб-бю из бумаги, резины, из дерева, все, что хочешь… А еще были фильмы о Блуб-бю, неделя Блуб-бю, и детский театр, и журналисты, и всякие ученые труды о Блуб-бю, и благотворительность, и то, что называется мармеладная кампания Блуб-бю… Святой Моисей! Ну ладно! Как бы там ни было, он никогда не мог сказать «нет». А потом он устал.

Стейн ничего не ответил, но вид у него был испуганный.

— Отнесись к этому спокойно, — продолжал Картер. — У тебя ничего общего с этим нет. Ты только рисуешь, а газета заботится об остальном.

— Но откуда тебе все это известно? — спросил Стейн. — Он ведь ничего не рассказывал.

— У меня острый глаз, — ответил Картер. — И я тоже иллюстрирую комиксы. Но, видишь ли, я могу сказать «нет». И меня ничуть не трогает, если кто-то очернит мою работу. Ты получил много писем?

— Да, — ответил Стейн. — Но они ведь адресованы ему. Фрид сказал мне, чтобы я отнес их в отдел, там есть печать с именем и фамилией Аллингтона, и какие-то люди отвечают на эти письма. Но если я напишу письмо, — сердито продолжал Стейн, — я сделаю это от своего имени, а не от чьего-либо другого.

— Ты жутко боишься за свое имя, а? — усмехнулся Картер.

Больше они об Аллингтоне не говорили; Стейн думал было спросить, неужели он так никогда и не найдется, но внезапная печаль заставила его замолчать.

Позднее они несколько раз встречались в баре, мимоходом.

Самуэль Стейн набросал уже третий синопсис. Он обычно отдавал их Фриду, диалог и предварительные эскизы в карандаше. Через пять-шесть дней они уже возвращались обратно, исправленные, и ложились на его стол. Лучше, но надо ускорить темпы. Вычеркнуть намеки на туалетную бумагу и кладбища! Номера 65–70 слишком много нюансов! Никаких шуток с государством и промышленниками! И так далее.

Сотрудники газеты начали его узнавать, он уже стал своим. А больше всего он нравился Юнсону, с которым имел обыкновение болтать в баре. Юнсон был одним из тех, кто занимался рекламой, иногда, когда у него было время, он отвечал на письма поклонников, адресованные Аллингтону.

— Вот как, Картер! — воскликнул Юнсон. — Я знаю. Его волнуют только его поросята и змеи, да разве что деньги. Он блестящий мастер, рисунки один лучше другого, но он абсолютно лишен всяких амбиций. Да и зачем они ему! Вообще-то он выращивает овощи, а какая-то кузина продает их на рынке.

— Он никогда не отвечает на письма, — сказал Стейн. — Он плюет на них. Послушай-ка! Эти иллюстраторы, рисующие комиксы! Либо они слишком чувствительны и у них больная совесть, либо тоже плюют на все. Разве я не прав?

— Может, ты прав, а может, и ошибаешься; я не знаю, были они слегка не в себе с самого начала или же стали такими, занимаясь этой чертовой работой. Возьмем еще по одной?

Это было вечером, и они торчали в баре; собственно говоря, было уже слишком поздно, чтобы вернуться домой и сделать что-нибудь путное.

— Эта история с Аллингтоном… — сказал Стейн. — Мне от него не избавиться. Он все время со мной. Что все-таки случилось?

— Он немного спятил, — ответил Юнсон.

— В самом деле, ты так считаешь?

— Ну да, так и есть, пятьдесят на пятьдесят.

Самуэль Стейн перегнулся через прилавок и заглянул в зеркало за рядами бутылок. «У меня усталый вид, — подумал он, — но через какую-нибудь неделю я, возможно, буду воспринимать это иначе. Я могу отправить Блуб-бю в бар. Пожалуй, он побывал там довольно давно. Он заглядывал в бар в комиксах Аллингтона четыре года тому назад, то есть куда дольше, чем обычно помнят люди». Он спросил: