Книга Дама в палаццо. Умбрийская сказка - Марлена де Блази
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прошла по не проснувшемуся еще переулку: колесики магазинных тележек скребли по камням, кто-то тихо обменивался приветствиями, нарушая тишину. Ель, раскинувшая лапы, словно крылья большой черной птицы, стояла на пьяцетте за банком. Это необычное рождественское дерево было увешано записками. Их была, должно быть, целая сотня: наколотых на ветки или привязанных ленточкой, ниткой, магазинной бечевкой. Я остановилась почитать их.
«Лизабетта, ты меня еще любишь? Пожалуйста, прости меня. Федерико».
«Ты же знаешь, я не могу без тебя, так вернись, вернись домой, Джованнино, пожалуйста, вернись домой. Твоя навеки, Николетта».
«Гачино, захвати мыло, а то мне нечем постирать твои рубашки. И еще хлеб, двести граммов вареной ветчины, пол-литра молока и что-нибудь сладкое. Я люблю тебя, Розанна».
«Привет, Ромео, по дороге домой взгляни, пожалуйста, на зеленый свитер в витрине у Анны. Он не очень дорогой. Не подаришь ли мне его на Рождество? С надеждой, Сара».
Вернувшись домой, я налила купленное у Эмилио масло в мое старое любимое овальное терракотовое блюдо, недавно освобожденное после двухгодичного плена в Самуэлевом складе. Я смешала крупно нарезанные вместе с семенами перчины с картошкой, добавив еще масла, молотые цветы фенхеля и грубую морскую соль. Я поставила блюдо в горячую духовку, выждала полчаса, встряхнула все и уменьшила нагрев, чтобы перец и картофель размягчились, почти растаяли, смешавшись между собой и впитав сладкий дух фенхеля. Поставила подниматься кукурузный хлеб по рецепту из Биариццы. Жареный перец и кукурузный хлеб. Простое красное вино.
Мы продолжали заниматься своими делами, временами с вожделением поглядывая на духовку, манившую нас вкусными запахами и радостью, что у нас теперь есть собственная печь. И собственная кухня, и собственный дом. Наш с Убальдини, разумеется. Через семь или восемь часов я вынула блюдо из духовки и поставила медленно остывать на столе у двери на террасу. Испекла хлеб и положила две буханки на железную решетку рядом с перцами.
Был уже восьмой час, и мы выскочили выпить aperitivi и запастись хорошим ломтем кастельманьо — сыром из молока коров, коз и овец, вскормленных цветами и травами горных пастбищ Пьемонта. Этим сыром торговал Эмилио — единственный, у кого был знакомый на Севере.
— Я решил, что вы, даже в стране пекорино, можете иногда заскучать по сырам, сделанным поближе к «дому», — говорил он моему венецианцу.
Мы каждый день покупали по куску, пока не кончалась вся высокая и узкая головка. «Санджовезе» мы брали у Джованни.
— «Sangue di Giove», — «Кровь Юпитера», — шептал он, умело заворачивая бутылку в коричневую бумагу и через прилавок вкладывая ее в горизонтальном положении в мою руку. — Пить только в постели!
— Хорошая мысль, — сказал Фернандо, укладывая в корзину салфетки и столовое серебро вместе с чайной скатертью, тарелками и стаканами. Он поднялся наверх, чтобы накрыть к ужину нашу большую желтую кровать, а я шла следом с перцами и хлебом. И с сыром. Отдуваясь после подъема с грузом, я увидела, что свечи уже горят и кровать накрыта для двоих. Венецианец разливал «Кровь Юпитера». Мы наконец жили в номере 34 по Виа дель Дуомо.
Десятого декабря весь город готовился к празднику, а мы готовились принять на недельный тур группу из шести американцев с Майами-бич. Когда одна из трех пар предложила провести тур перед самыми праздниками, мы долго отговаривались. Но эти люди уже дважды путешествовали с нами, и мы знали их как приятных спутников и энтузиастов. Поразмыслив, мы наконец согласились составить для них предпраздничный маршрут по нескольким умбрийским и тосканским городам на холмах и познакомить их с приготовлением и выпечкой настоящих блюд умбрийского Рождества. Принимая заказ, мы понятия не имели, что к тому времени уже будем жить в бальном зале, и потому собирались проводить демонстрации в основном на съемной кухне в «Ла Бадья» — монастырской гостинице двенадцатого века, расположенной совсем рядом с Орвието. Там же предлагалось остановиться нашим гостям. Теперь у нас было собственное помещение на Виа дель Дуомо и собственная кухня для показательной стряпни, но отказываться от договоренности с «Ла Бадья» все же не стоило. Кроме того, самая непринужденная демонстрация должна была пройти в кухне Миранды. И провести ее предстояло самой Миранде. Я бы ни за что на свете не отменила этого представления, перед которым она волновалась, как невеста перед свадьбой.
Она выкрасила свои седые волосы в темно-каштановый цвет. Купила новые сабо на воскресном рынке — красивые кожаные сабо на светлой деревянной платформе — и фартук в огромных ярких цветах, себе в приданое. Миранда Пышногрудая готовилась к большому событию. Она, как прилежная актриса, заучивала свое приветствие «гостьям из Миами-биче» и рецепт поджаренных на решетке карданов, училась держать кастрюли и сковородки, как ведущие телевизионных кулинарных программ, и кокетливо склонять голову. Мне предстояло служить переводчицей, и она без конца повторяла наставления, так что меня уже тошнило от одного вида карданов и я избегала оставаться с ней в одном помещении.
Как обычно, мы проводили продолжительные переговоры с нашими гостями, выясняя потребности и желания группы и составляя маршрут так, чтобы удовлетворить их. Всем им было под семьдесят, и они были, по их же словам, «в форме, но ленивы». Эти энтузиасты кулинарии и вин хотели гулять по сельской местности и деревням в надежде на божественные блюда и выпивку в неформальной сельской обстановке. Кроме последнего вечера. «В последний вечер устройте для нас сюрприз. Но такой, чтобы для него требовались черные галстуки и нарядные платья, — сказал Уилл, — и пожалуйста, Чу, на этот раз никаких музеев», — попросил он напоследок.
Они хотели побольше узнать о производстве оливкового масла и сыров. И научиться готовить умбрийское рождественское угощение, чтобы, вернувшись во Флориду, устроить настоящий праздник для семьи и друзей. Поэтому я отвела вечер или утро каждого дня для кулинарных демонстраций, оставив достаточно времени на «божественные кушанья и выпивку» между прогулками среди немеркнущего великолепия деревенских церквей и полуразрушенных замков. На один день я запланировала посещение Сант-Антимо — аббатства восьмого века, построенного Карлом Великим, — где григорианские хоралы монахов Святого Норберта послужат прелюдией к обеду в соседнем винодельческом селении Монтальчино, за которым последует дегустация восьмилетнего «Брунелло». На другой день мы собирались отвезти их в Пьенцу пообедать лесными грибами и молочным поросенком, зажаренным на огне из виноградных лоз в торжественной средневековой столовой миколога-винодела, а в завершение пиршества позволить им забраться на воз с сеном. Запасшись одеялами, граппой и подкрепившись серенадой на флейте, мы позволим трактору провезти нас под угасающим солнцем по проселкам и овечьим тропам до расположенной в девяти километрах caseficio — нелегальной сыроварни, где искусники без лицензий готовят лучший в Тоскане пекорино. Контрабандный сыр, очень похожий на «невежественный», приготовляемый в Умбрии. Перед хижиной сыроваров будет гореть огромный костер, и у него под звездами подадут простой плотный ужин. Подобные «отклонения от маршрута» пока не фигурировали в путеводителях и на интернет-сайтах. Когда же — если — они появятся, мы с Фернандо, сознавая, что приток туристов лишит их очарования необычности, уже договорились отказаться от этой работы.