Книга Избранник - Хаим Поток

— А доктор Гроссман в курсе, что ты так много работаешь?

— Доктор Гроссман переживает обо мне немного больше, чем нужно, — улыбнулся он.

— Когда у тебя следующее обследование?

— Скоро. Да я прекрасно себя чувствую, Рувим. Ты переживаешь прямо как доктор Гроссман. Подумай лучше о своих уроках. Со мной все хорошо.

— Сколько, по-твоему, у меня отцов?

Он ничего не сказал и только несколько раз сморгнул.

— Я просто хочу, чтобы ты относился ко всему спокойнее.

— Сейчас не время относиться спокойнее, Рувим. Ты следишь за тем, что происходит в Палестине?

Я медленно кивнул.

— Как можно к этому относиться спокойнее? — Хриплый голос отца стал подниматься. — Погибшие ребята из «Хаганы» и «Иргуна»[65]— они спокойно относились?

Он говорил о том, что происходило в эти дни в Палестине. Два англичанина, майор и судья, были похищены «Иргуном» — еврейской террористической группировкой, действовавшей в Палестине, и удерживались в качестве заложников. Дело было в том, что один из членов «Иргуна», Дов Грунер, был схвачен англичанами и приговорен к повешенью — и «Иргун» объявил, что в случае исполнения приговора заложники будут немедленно обезглавлены. И это была только последняя строка растущего перечня актов терроризма против британской армии в Палестине. И если «Иргун» сосредоточился на терроре — взрывал поезда, нападал на полицейские участки, перерезал коммуникационные линии, — то «Хагана» продолжала нелегально переправлять евреев в обход морской блокады, установленной британскими судами по распоряжению британского Министерства по делам колоний, попытавшегося «запечатать» Палестину с целью недопущения дальнейшей еврейской иммиграции. Редкая неделя проходила теперь без актов терроризма по отношению к британцам. Когда мой отец читал газетные сообщения обо всем этом, лицо его принимало мученическое выражение. Он ненавидел насилие и кровопролитие, но запрет британских властей на еврейскую иммиграцию возмущал его еще больше. «Иргун» проливал кровь ради будущего еврейского государства, и моему отцу трудно было осуждать те ненавидимые им акты насилия, которыми пестрели первые полосы газет. И разумеется, газетные заголовки еще подстегивали его сионистскую деятельность и побуждали еще громче, яростнее оправдывать свои усилия по продвижению идеи создания еврейского государства и сбору средств на ее реализацию.

Вот и сейчас он начал заводиться, и я, чтобы сменить тему, передал ему привет от рабби Сендерса и добавил, что рабби удивляет мое долгое отсутствие.

Но отец, кажется, меня совсем не слышал. Он сидел на кровати, глубоко погруженный в свои мысли. Мы долго молчали. Затем он пошевелился и неслышно вздохнул:

— Рувим, ты знаешь, как учат раввины о том, что Господь сказал Моисею перед самой его смертью?

Я уставился на него.

— Нет, — услышал я свой голос.

— Он сказал Моисею: «Ты тяжко трудился. Ты заслужил покой».

Я смотрел на него и ничего не говорил.

— Ты больше не мальчик, Рувим, — продолжал отец. — Твой ум развивается просто на глазах. И сердце тоже, конечно. Индуктивная логика. Фрейд. Экспериментальная психология. Математизация гипотез. Критический анализ Талмуда. Еще три года назад ты был ребенком. Но после того дня, как Дэнни попал в тебя мячом, ты стал настоящим гигантом. Ты этого не видишь, я вижу. И это прекрасное зрелище. А теперь послушай, что я тебе скажу.

Он прервался на мгновение, словно тщательно обдумывая свои слова, затем продолжил:

— Люди не вечны, Рувим. С точки зрения вечности наша жизнь короче мгновения ока. Впору задаться вопросом — чем ценна она для человека? В мире столько боли. Зачем же нужно так страдать, если жизнь не более чем мгновение ока?

Он снова замолчал, глаза его затуманились. Затем он продолжил:

— Я усвоил много лет назад, Рувим, что мгновение ока — это само по себе ничто. Но то самое око, что мигает, — это что-то. Продолжительность жизни ничтожна. Но человек, который проживает эту жизнь, — вот он что-нибудь да значит. Он может заполнить этот крохотный отрезок смыслом, так что его значение окажется неизмеримым, хотя длительность — ничтожной. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Человек должен наполнить свою жизнь смыслом, смысл не вкладывается в нее автоматически. Это трудная работа — наполнить жизнь смыслом. И вот это кажется мне еще недоступным твоему пониманию. Жизнь, наполненная смыслом, заслуживает покоя. Я хочу заслуживать его, когда меня уже здесь не будет. Понимаешь?

Я кивнул, чувствуя, как холодею. Отец впервые заговорил со мной о собственной смерти, и его слова словно наполнили комнату серой мглой, застилающей глаза и запирающей дыхание.

Отец взглянул на меня и вздохнул:

— Я, пожалуй, был слишком резок. Прости меня. Я не хотел тебя расстраивать.

Я не знал, что сказать.

— Я проживу еще много лет, с Божьей помощью, — добавил он, стараясь улыбнуться. — С таким врачом и с таким сыном я, пожалуй, доживу до глубокой старости.

Серая мгла начала рассеиваться. Я глубоко вздохнул и ощутил, как холодный пот струится по шее.

— Ты сердишься на меня, Рувим?

Я покачал головой.

— Я не хотел тебя пугать. Я просто хотел объяснить — я занимаюсь теми вещами, которые считаю очень важными сейчас. Без них моя жизнь не имела бы смысла. Просто жить, просто существовать — какой в этом прок? Муха тоже живет.

Я молчал. Мгла полностью рассеялась. Я обнаружил, что мои ладони тоже покрыты холодным потом.

— Извини, — тихо сказал он. — Кажется, я тебя смутил.

— Ты меня испугал.

— Прости.

— Пожалуйста, сходи проверься.

— Хорошо.

— Ты меня очень напугал такими разговорами. Ты уверен, что с тобой все в порядке?

— У меня сильная простуда. Но в остальном все в порядке.

— Когда ты сходишь провериться?

— Я позвоню завтра доктору Гроссману и договорюсь на следующую неделю. Идет?

— Идет.

— Вот и отлично. Мой юный логик удовлетворен. Хорошо. Давай теперь поговорим о более приятных вещах. Я тебе не успел рассказать, но вчера я встречался с Джеком Роузом, и он дал мне чек на тысячу долларов для Еврейского национального фонда.

— Еще тысячу долларов?

Джек Роуз был другом детства моего отца, они прибыли из России в Америку на одном корабле. Сейчас он стал богатым меховщиком, очень далеким от религии. Но полгода назад сделал моему отцу тысячедолларовое пожертвование на нашу синагогу.