Книга У чужих берегов - Георгий Лосьев

Возвратясь в Петропавловск через три месяца, Самарин явился в окружком и, положив на стол свой партбилет, заявил секретарю:

– Слушай... Сто тысяч казенных денег я пропил. Прокутил с... – он назвал с десяток известных тогда фамилий из артистического мира. – Да, брат, такой со мной произошел случай. Прошу исключить из партии, судить и расстрелять. Я бы, конечно, и сам мог расправиться с собой, но это – трусость. Нужно, чтобы меня покарала партия. И чтобы опубликовать об этом...

Секретарь окружкома расхохотался.

– Брось меня разыгрывать! Кто тебе поверит? Лучше давай садись и выкладывай: что купил, что отгрузил?

Но тут не было розыгрыша: Самарин сказал правду.

Камчатский окружной суд рассматривал дело в течение нескольких дней. Самообвинение подтвердилось. Был вынесен беспощадный приговор. Однако Верховный суд затребовал дело и самого Самарина в Москву, настолько все это было необычно.

И вот теперь Самарину предстоял рейс на «Свердловске», и этот рейс мог стать для него последним в жизни...

Выслушав меня, Корганов изумился:

– Позвольте! Сколько же ему годков-то?

– Шестьдесят, или чуть больше.

– Вот уж поистине: седина в бороду – бес в ребро. Ну, и камуфлет! Ведь у нас в кают-компании портрет его брата висит. На судне чуть не тысяча человек, и, представьте, такой конфуз!..

– А что особенного? Брат братом, и не нами сказано: в семье не без урода.

– Это, конечно, а все же, диковато... – Корганов поднялся с кресла. – Пройдем по судну, познакомитесь с комсоставом.

В коридоре у дверей каюты старшего механика нам встретился рослый, крепко сбитый человек, лет сорока пяти, с простым, открытым лицом. Он был одет лишь в прозрачную сетку, и сквозь нее виднелись узоры разноцветной и замысловатой татуировки, несомненно заграничного происхождения. Японская, подумал я. Корганов меня представил.

– Приветствую! – улыбнулся моряк. – Будем знакомы: Волков Сергей Семенович. Стармех. Вот неожиданный случай: давно хотел потолковать с юристом кое о чем. Разрешите как-нибудь заглянуть к вам?

– Когда угодно, Сергей Семенович. Между прочим: в каком состоянии главная машина и вспомогательные механизмы?

– Нормально. Все нормально. Вот примем уголек, запасемся водичкой и – полный вперед!.. Однако, извините, надо спуститься в шахту.

– Превосходный механик! – с пафосом воскликнул капитан, когда Волков, не по годам быстро и ловко, скользнул по трапу в машинное отделение. – Дело любит и упорно работает над собой.

– Именно?

– Изучает кучу языков – английский, французский, японский... Вообще, молодчина! Машина у него всегда в десятиминутной готовности, пар на марке. За своим стармехом я как за каменной стеной. Придем во Владивосток, обязательно представлю к премии... И второй механик, Литвак, тоже не подгадит. Словом, прекрасные товарищи, мастера своего дела. Ну, третий, из машинистов выдвинутый, слабоват. Ничего, поплавает, поучится у старших – человеком станет.

На следующий день «Свердловск» бункеровался.

Над палубой висела дымка от угольной пыли, и пассажиры прятались в каютах, но команда работала аврально, лихо, и лица у всех были черными. Матросы, помогая грузовой стреле, ловко орудовали огромными угольными корзинами.

– Славно работают! – невольно сказал я старшему помощнику капитана Сергееву, с которым накануне обменялся первым рукопожатием.

Но лицо Сергеева оставалось сумрачным. Он ответил с нескрываемой злобой:

– Славно!.. Скажите лучше – пьяно.

– Как?..

– А так. Волков выдал команде водку. Пока по четвертинке на брата. А Петр Степанович после аврала еще обещал добавить от себя по бутылке.

– Да что вы! С каких же доходов такие расходы?

– Не беспокойтесь, в казенный карман не полезут. Волков оплачивает. Наш стармех – человек состоятельный.

– Но ведь это нравы царских хозяйчиков.

– Эх! – махнул рукой старпом. – Побудете у нас – и не такое увидите.

Возмущенный, я разыскал старшего механика. Он принимал непосредственное участие в аврале, сам стоял на приемке корзин, перепачканный углем и совершенно трезвый.

– Да что ж тут плохого, товарищ следователь? – удивился он. – Работа каторжная, надо людей подбодрить.

– Ну, знаете ли, это не советский метод – подбадривать сивухой...

– Слова, слова, товарищ следователь! Вы уж простите, – русский человек выпить не дурак. А на море оно даже необходимо. Да вы не беспокойтесь, ребята отлично знают меру.

– Гм... А вы-то почему трезвый?

– Сердце... Сердце... Вы не смотрите на мое телосложение: с виду здоровяк, а вот сердце...

– Выздоравливайте, товарищ Волков! – сказал я с ударением: поймет ли? И все же залюбовался этим человеком: стоит на мозглом холоде, в одной тончайшей сетке; грудь, пожалуй, метром не охватишь. Семипудовыми корзинами играет, как мячиком, – так и мелькают в могучих, испещренных татуировкой руках; волосы на непокрытой голове вьются кудрями.

– Зайди вечерком ко мне, Сергей Семенович. Попьем чайку, потолкуем...

– Есть зайти!.. А ну, навались, ребята-ребятишки! Скучаю! – и с подчеркнутым восточным акцентом пропел великолепным басом: «Нэ смотри ты мой фигур, а смотри на мой походка...»

Корганов моментально отменил водку. Ни слова против.

– Вы правы, – сказал он, – это все наши чертовы морские традиции!

– Разные бывают традиции, Петр Степанович.

– Конечно, конечно...

И вместо вчерашнего оптимизма он вдруг преисполнился пессимистической горечью, стал жаловаться, сетовать на свое положение.

– Да, голубчик, вот такие у меня дела!.. Старпом – еле жив, второй – в тюрьму угодил. Третий, штурманец, недавно из училища, – несмышленыш еще. А в море сейчас – сами убедитесь – весьма прескверно. Так, говорите, сделали Волкову служебное замечание? Ха-ха-ха! – Корганов снова повеселел и опять показался мне благодушным старичком философского склада мыслей. – Хорошо! Прекрасно! Превосходно! Моряк и механик он отличный, – человек – сама простота. Как на ладони. Но...

– С «традициями»?

– Вот, вот! Изволите видеть, и меня было втянул в эту самую «традицию». Спасибо вам, что вовремя удержали... Знаете, что? Имею к вам нижайшую просьбу: поговорите, пожалуйста, с моим комсоставом. О дисциплине, о чувстве ответственности, служебном долге, ну и так далее... И построже, построже, пожалуйста! Ведь такое удачное сочетание: моряк, штурман и... следователь. Значит, и терминологию нашу знаете и корабельные порядки-распорядки. Очень обяжете, голубчик, а?..

Что за чертовщина? – думал я, спускаясь по трапу на шаланду, чтобы дать телеграмму во Владивосток (радист «Свердловска» все еще пребывал на берегу).