Книга Сыграй еще раз, Сэм - Майкл Уолш

— А остальные? — спросила Ильза.

— Остальных не будет, — ответил Гейдрих. — Так решили в Ванзее, того требует наша месть.

Сердце Ильзы стучало так громко, что кажется, слышала вся округа. Так Вешатель вовсе не поедет через Карлов мост! Но на этом держится операция — убийство на Карловом мосту! Даже если она сумеет передать весточку Виктору, менять план уже поздно. Надо как-то удержать Гейдриха на прежнем маршруте.

Она так разволновалась, что, пока не открылась дверь и Гейдрих не помог Ильзе выбраться из машины, она и не понимала, что машина остановилась — перед прекрасной виллой, уютно укрывшейся в глубокой долине.

— Добро пожаловать в мой дом, — любезно сказал Гейдрих.

Еще ошеломленная, Ильза дала проводить себя внутрь. Строй лакеев и других слуг вытянулся перед дверью, приветствуя хозяина дома; они по очереди молча склоняли головы, пока великий человек шествовал мимо. Ильза видела в их глазах страх и ненависть и понимала, что Гейдрих — не видит.

В парадной столовой накрыли ужин на двоих. Стол украшали тонкое серебро и мейсенский фарфор. Гейдрих подвел Ильзу к оттоманке в углу, перед которой стояла новая бутылка шампанского и два хрустальных бокала. Шампанское только что открыли. Гейдрих налил.

— Prosit, — сказал он, поднимая бокал. — Sieg Heil!

Да здравствует победа.

Время близилось к девяти, солнце поздней весны только что село. Гейдрих на секунду отставил бокал и аккуратно сдвинул шторы.

— Так, — сказал он, — получится какое-никакое уединение.

И поцеловал ее — слишком скоро, Ильза не ожидала и не успела приготовиться. Только что он задергивал шторы и вдруг уже схватил Ильзу в охапку, поднял, притягивая ее губы к своим. Накинулся жадно, хотя не грубо, и в конце концов она вырвалась.

— Герр Гейдрих, — задыхаясь, промолвила она, стараясь оттолкнуть его, не рассердив, — bitte…[127]

Удивление, а не досада — вот что ей нужно сейчас сыграть.

Гейдрих живо отступил на шаг, будто собирался отсалютовать ей, но с ухмылкой на губах — на губах, которые только что отведали вкус Ильзиных губ.

— Простите мой порыв, фройляйн Туманова, — сказал он без раскаяния. — Так трудно сдержать эмоции, когда оказываешься перед лицом столь несравненной красоты. Способность видеть красоту — признак цивилизованного человека, вы не находите?

— Да, Рейнхард, — сказала Ильза, приглушив голос, чтобы скрыть отвращение. — А способность сдерживать эмоции — свойство настоящего лидера.

Она невольно подумала о Викторе, чья спокойная решимость так резко контрастировала с откровенной похотью Гейдриха. С Вешателя слетела маска, под кожей Ильза различила череп столь же отчетливо, как череп эсэсовской «Мертвой головы», которую он носил на мундире.

Чудовище дрогнуло. Похоть — его слабость, это было известно и раньше. Теперь Ильза знала еще, что эту похоть можно хотя бы ненадолго сдержать призывами к достоинству. Вожделение Гейдриха можно разжечь сильнее, умелого кукловода тоже можно дергать за ниточки. Уже кое-что, этим можно воспользоваться. Но осторожно, ой как осторожно.

— А теперь будем играть музыку, — сказал Гейдрих, приходя в себя. — Уверен, инструмент вы найдете более чем приличным. Это «Бозендорфер», сделан в Вене по моей инструкции. Разумеется, он отвечает требованиям высочайшей точности. — Гейдрих вынул из футляра свою скрипку Амати и стал настраивать. — Может, «Крейцерову сонату»?

— С удовольствием.

Эту пьесу Ильза не играла с подростковых лет, но руки помнили довольно, так что она сможет хорошо себя показать.

— Величайшая из скрипичных сонат Бетховена, — заметил Гейдрих, перед тем как они начали. — Мы даже не знаем ее настоящую тональность. Ля мажор ли это, как написано в заглавии? Или ля минор, как в первой части? — Гейдрих дал ей тон. — Как вы думаете, Тамара?

— Для меня, — сказала Ильза, — она просто в ля. — И дала ему ля, чтобы он подстроился. — Видите?

Он повел смычком по струнам, старательно, мастерски, пока не убедился, что они в полной гармонии.

— Понимаю, вы эмпирик, — кивнул он. — Проклятие вашего пола — принимать мир, каким он видится, неспособность проникнуть в глубины и лежащее там многообразие. Потому, я думаю, все великие художники — мужчины.

— Вы правы, Рейнхард, — сказала Ильза.

— И «Крейцерова соната» — гораздо сложнее, чем «просто в ля», моя дорогая, — сказал Гейдрих. — Есть еще такой рассказ Толстого, очень сильный рассказ, о браке без любви. — Гейдрих сверху взглянул на Ильзу за роялем. На миг она задумалась, не слишком ли глубоко ее декольте. — Есть ли что-нибудь трагичнее, чем брак, соединивший два тела, но не две души?

Ильза опустила глаза и отвела взгляд.

— Этого я уж точно не могу знать, — ответила она, — не будучи замужней женщиной.

Гейдрих начал играть без аккомпанемента медленное вступление к сонате, налегая на жалобные аккорды, озвучивая их безупречно. Надо признать, Вешатель отлично играл.

Не удивительно, что величайший из русских писателей создал рассказ о «Крейцеровой сонате», подумала Ильза, углубляясь в свою партию. Вдвоем они играли с большим чувством и тонкой нюансировкой, и лишь несколько мелких технических ошибок портили в остальном вполне профессиональное исполнение. На двадцать быстротечных минут Ильза забыла себя, забыла, где она и с кем. Когда последняя фраза метнулась по клавишам и отзвенела финальными аккордами, восторг ее достиг пика.

Гейдрих закончил игру ярким росчерком, смычок взлетел к небесам. Руки Ильзы подпрыгнули над клавишами и зависли в воздухе. Ильза и Гейдрих посмотрели друг на друга.

— Изумительно, — сказал он. Лицо наместника разрумянилось; даже прическа уже не идеально гладкая, прямой светлый локон упал на лоб. — Я давно мечтал о таком аккомпаниаторе. А когда он оказался к тому же столь прекрасной женщиной — что ж, чего еще желать?

Казалось, он целую вечность смотрел на нее ледяными голубыми глазами.

— Сядем? — спросил он наконец.

Двое слуг возникли ниоткуда и проводили их к столу.

Неожиданное меню: сочетание немецких и богемских блюд; главное украшение ужина — жареная утка исключительной нежности. Ильза отметила, что в ее бокал неизменно подливали вино, а переход от мозельского к «шато бешевель» свершился без малейшей заминки. Когда Ильза встала из-за стола, голова у нее кружилась, и она решила больше не пить в компании Гейдриха. Слишком опасно.

— Рейнхард, — заговорила она, — все было очень вкусно.

— У меня лучший повар во всем протекторате, — сказал Гейдрих, взял ее под руку и сквозь стеклянную дверь столовой повел в звездную лунную ночь. — Городские огни отсюда не видны, — заметил он. — Так и должно быть. Необязательно все время напоминать мне о работе.