Книга Брестский квартет - Владимир Порутчиков

Но, несмотря на то, что времени оставалось в обрез, шофер, чтобы не растрясти раненых, старался ехать с максимальной осторожностью и лишь у самого аэродрома рискнул разогнать машину, да и то потому только, что началась хорошо укатанная дорога. Он, правда, несколько увлекся скоростью и, к ужасу едва успевшего отскочить в сторону охранника, едва не снес загораживающий проезд шлагбаум. Из будки тут же вылетел разъяренный унтер-офицер:

— Вы что, совсем с ума спятили, на такой-то скорости?!

— Простите, герр офицер, — высунулся из кабины Крутицын, держа в руках переданный шофером пропуск. — Опаздываем с тяжелоранеными к самолету: по дороге спустило колесо.

Сидевшие в кузове разведчики с напряженным вниманием вслушивались в происходивший снаружи разговор. Чибисов, как бы невзначай, поглаживал спусковой крючок своего автомата, а Брестский сунул руку в накладной карман своего мундира, где у него лежала заготовленная на всякий непредвиденный случай граната. Впрочем, под тентом было так темно, что разведчики могли не опасаться, что кто-то из санитаров заметит их движения.

В самом начале пути одолеваемые любопытством немцы еще, правда, пытались разговорить своих новых попутчиков, но поскольку на все задаваемые ими вопросы Брестский либо упорно отмалчивался, либо мрачным голосом произносил одну из заученных с Крутицыным фраз: «Отстаньте, я очень устал», а Чибисов, и без того страдающий от своей раны, стонал так громко и так жалобно, то они вскоре окончательно оставили свои попытки узнать хоть какие-то подробности задержания русских диверсантов. Пленный немецкий офицер был бы и рад сообщить санитарам истину, но предусмотрительно спеленутый бинтами и по виду ничем теперь не отличающийся от раненных солдат он лежал промеж ними с кляпом во рту и только приглушенно мычал, глядя в кромешный мрак полными бессильной ярости глазами.

Увидев, что машина санитарная и услышав доносящиеся из кузова стоны, унтер несколько смягчился и, быстро глянув в протянутый ему документ, махнул своему солдату рукой: пропусти, мол.

Через мгновение, грузовик уже мчался мимо затянутых маскировочными сетями истребителей в сторону обозначенной красными огоньками взлетной полосы. «Надо будет отметить этот аэродром на карте», — подумал Крутицын, выискивая глазами санитарный самолет.

— Опоздали, господин фельдфебель, опоздали! — закричал вдруг шофер, указывая куда-то вперед и вбок. «Тетушка Ю», как называли Ju-52 немецкие солдаты, с хорошо различимыми крестом на молочно белеющем борту уже оторвалась от земли и через мгновение бесследно растворилась в ночном мраке. Красные огоньки на взлетке тут же погасли.

«Старый дурак! Собственноручно завез товарищей в ловушку!» — мелькнуло в голове старшины. В висках сразу же застучало. Еще немного, и Крутицын впал бы в отчаяние, но в этот момент он вдруг заметил черный силуэт какого-то транспортника, неспешно выруливающего на взлетную полосу метрах в ста от грузовика. Вдоль полосы снова вспыхнули красные огоньки.

— Вообще-то, по инструкции надо сдать раненых аэродромной санитарной службе, — тем временем продолжал кричать испуганный шофер. — Они потом займутся их погрузкой на другой самолет! Их палатка в самом начале аэродрома. Разрешите вернуться, господин фельд… Кх!..

Немец едва не захлебнулся окончанием слова «фельдфебель», когда перед его носом вдруг возник указывающий на транспортный самолет перст. Командный голос гаркнул в ухо:

— К черту санитарную службу! К черту палатку! Перегораживай ему дорогу!.. Скорее!

Шофер повиновался беспрекословно. В этом странном фельдфебеле было что-то пугающее. Да и пистолет, внезапно оказавшийся у того в руке, отбивал всякую охоту к возражениям.

Заскрипели тормоза, жалобно хрустнуло в коробке передач, и вот уже подпрыгивающий на ухабах (как проклинали в этот момент шофера все находящиеся в кузове!) грузовик помчался наперерез самолету.

Летчикам каким-то чудом удалось остановить свою рокочущую трехмоторную махину перед внезапно перегородившим взлетную полосу грузовиком. Увидев стремительно надвигающуюся на него смерть, шофер вскрикнул и, бросив руль, закрылся руками. Крутицыну буквально за шкирку пришлось вытаскивать его из кабины.

Словно поперхнувшись, разом прервали свой грозный рокот окольцованные желтым моторы, и из едва различимых безумствующих перед ними кругов вдруг возникли и стали замедлять свой бег винты. В фюзеляже тем временем распахнулась дверца, и в скупо освещенном изнутри проеме мелькнуло перекошенное яростью лицо. Но его обладатель (им оказался бортрадист) так ничего и не успел сказать, кроме отчаянного крика: «А-аа!», будучи грубо выдернутым наружу.

— Вы никуда не улетите, пока не погрузите моих раненых! — заорал прямо в открытый рот немца старшина. — Санитары! Начинайте погрузку!..

Увидев в руках Крутицына пистолет, бортрадист сразу все понял. Нет, мысли о том, что перед ним русский разведчик, у него в тот момент не возникло. Он просто подумал, что контуженный, «слетевший с катушек» фельдфебель, во что бы то ни стало хочет доставить в тыловой госпиталь своих раненных солдат. Спорить с таким — себе дороже: проще выполнить все его указания, тем более что летчики летели назад порожняком, не считая нескольких мешков с полевой почтой, а потом пускай им занимается военная полиция. То, что фельдфебеля в конце их полета ждут или штрафбат или психушка, он даже не сомневался, и эта мысль несколько успокоила и даже развеселила радиста.

— Без проблем, солдат, — ответил он, мягко высвобождаясь из цепких Крутицынских рук и даже на пару с шофером принял деятельное участие в переноске раненых, только под самый конец погрузки вдруг с удивлением обнаружив, что из его кобуры пропал пистолет.

Следом за санитарами выбрался из машины и направился к самолету Чибисов. Ему помогли подняться на борт. Еще в кузове, услышав гул авиационных двигателей, он понял, что замыслил старшина. «Авантюрист, как всегда авантюрист!» — подумал Федор, неожиданно для самого себя испытывая чувство необъяснимого восторга.

Санитары работали споро, быстро метаясь с носилками от машины и обратно к самолету, не обращая внимания на стоны измотанных дорогой раненых. Спеленутого штабиста и русского полковника погрузили одними из первых. Тревожно озирающийся по сторонам и готовый в любую минуту открыть огонь Брестский пока оставался у грузовика.

А Крутицын тем временем уже ворвался в кабину, где привставшие было со своих мест летчики удивленно захлопали глазами на наведенный на них пистолет. В кабине было включено верхнее освещение, и старшина хорошо видел лица пилотов. За их спинами на приборной панели мигали десятки зеленых и красных лампочек, мягко светились круглые циферблаты с дрожащими внутри стрелками. Явственно слышался встревоженный, вопрошающий голос диспетчера — в руках у одного из немцев старшина заметил наушники.

— Немедленно передайте своим, — обратился Крутицын к пилоту с наушниками, — что какой-то безумный фельдфебель требует погрузить его раненых бойцов для отправки в тыл и грозится взорвать гранатой самолет и себя, если вы откажетесь выполнить его требования.