Книга Стоять до последнего - Георгий Свиридов

Двое молодых щеголеватых офицеров, слегка подвыпивших, подкатили к Марине и с ходу предложили провести вечер в ресторане.

— Понимаете, у нас нет ни одной знакомой девушки в этом чудесном городе, а у Генриха двойной праздник — у него день рождения и сегодня наградили Железным крестом!

— Простите, но я по-немецки не говорю, — сухо ответила Марина, продолжая шагать.

Один из них, видимо, сам Генрих, стал, коверкая слова, говорить на французском, но его собутыльник перебил, отпустив непристойность на немецком:

— Оставь эту воблу, а то она еще, чего доброго, согласится!

Марина вспыхнула: «Спокойнее, ты же не понимаешь, что они лопочут, — говорила она сама себе, — главное, не отвечать!»

— Фриц, ты ни черта не смыслишь в женщинах, — отозвался Генрих и выразительно причмокнул. — Такую подарит ночь, век будешь помнить!

Марина шла и размышляла о своем: «А знают ли они о делах под Москвой?»

Ни берлинские, ни тем более местные газеты и словом пока не обмолвились о крупном поражении фашистов. Правда, бельгийцы все же знали о русской победе. Среди брюссельцев тайно распространялась небольшая подпольная газета патриотов «Радио Москвы».

Миновав площадь, Марина углубилась по проспекту. Солнце, выглядывая из-за облаков, освещало теплыми лучами величавые здания банков, роскошные дворцы, гостиницы, магазины, рестораны, кинотеатры… По проспекту катились длинные, как корабли, легковые автомобили, и в них восседали какие-то важные господа, дамы, нарядные, в меховых накидках. Одна дама сидела с белым пуделем на руках, и пес, высунув красный язык, деловито оглядывал прохожих.

Рубцова дважды прошлась по проспекту, как говорится, поглядела на людей и себя показала. Хотела пойти в кино, но раздумала, вспомнив, как прошлый раз к ней подсели два пьяных немца и начали нагло приставать, а публика вокруг молчала, словно ничего особенного не происходило.

Марина шла не спеша, раздумывая, куда ей свернуть, чтобы выйти на соседнюю улицу, где есть одно неброское и вполне приличное кафе. Вдруг вдали проспекта, за домами, в сиреневой дымке, где-то на окраине города взметнулся в синеву неба оранжево-серый фонтан и глухо донесся раскат взрыва. Гуляющая публика сразу застыла на месте, а потом чинно, но довольно быстро стала растекаться. Проспект пустел на глазах.

— На химическом заводе! На химическом заводе взрыв! — прокричал длинноволосый парнишка, кативший на велосипеде.

А через несколько минут, разгоняя встречный транспорт ревом сирены, по проспекту в сторону химического завода промчались четыре крытых немецких грузовика, в кузовах которых сидели вооруженные солдаты…

Марина смотрела вслед машинам и чуть улыбалась.

«Спешите, скорее спешите понюхать дыма и гари, — думала она. — Патриоты Брюсселя шлют привет».

В кафе было людно и весело. Приглушенно играла музыка. Марина в хорошем расположении духа (только что Брюссель салютовал взрывом русскому наступлению) заняла свободный столик у окна. Официантка принесла ей чашечку кофе и взбитые сливки. Но не успела Марина поднести чашечку к губам, как над ее головой раздался приятный мужской голос:

— Если вы не возражаете, я займу свободное место. Перед ней стоял немецкий офицер военно-воздушных сил, высокий, худощавый блондин с довольно приятными чертами лица. Серо-голубая форма летчика ему шла. Марина не уловила обычной нагловатой самоуверенности победителя, а скорее увидала смущение молодого вполне интеллигентного человека. И он, опережая Марину, сказал:

— Не говорите, ответ я прочел в ваших глазах… Они у вас выразительные!

Он говорил искренне, и эта искренность тронула Марину. Она тут же, без всякого намека на флирт, произнесла спокойным тоном:

— Вы первый, из всех ваших… который обращает внимание на выражение взгляда.

— Польщен вашей оценкой. Так вы не возражаете?

— Вы же все равно сядете, — сказала Марина равнодушно.

— Если не хотите, я поищу себе другое место.

— Мне все равно.

— Тогда я сяду. Благодарю вас, — он сел напротив, и Марина почувствовала приятный запах мужского одеколона. — Если вы не возражаете, я закажу коньяк?

Офицер положил на стол толстую книгу и газету, подозвал официантку и заказал коньяк и кофе. Марина стрельнула по обложке книги: «Гете. Том первый».

— Можно вам задать вопрос? — спросил офицер.

— Пожалуйста, — Марину начинала увлекать эта игра в благородство. «Надолго ли тебя хватит, лейтенант? — думала она. — Когда же предложишь себя в друзья: сейчас или после первой рюмки?»

— Скажите, почему бельгийские женщины так враждебно настроены к нам, немцам?

«Начало оригинальное, но смысл старый», — отметила Рубцова.

— Могу ответить только встречным вопросом, — сказала ему Марина. — Неужели вы, покорив нашу страну, уже считаете, что каждая бельгийка должна стать наложницей и ублажать вас?

— Простите, но вы слишком резки и делаете преждевременные обобщения.

— На основе, так сказать, личного опыта, — ответила Марина. — По улице днем пройти невозможно, а вечером и подавно.

— Приношу извинения за всех тех, кто когда-либо причинил вам неприятности, — произнес летчик, склонив голову, отчего его чуть вьющиеся белокурые волосы упали на широкий лоб. — Но не все немцы такие, как вы думаете.

— Спасибо, насмотрелась.

— Вы видели лишь десятки, сотни, может быть, даже тысячи. Но нас в Германии — миллионы. И все — разные люди, как и везде на земном шаре. Есть грубияны, а есть интеллигенты, есть наглецы и есть воплощение доброты и нежности, — он взял бутылку коньяку. — Разрешите наполнить вашу рюмку?

— Я не употребляю спиртного, — остановила его Марина.

— Понимаю, понимаю… Вам сейчас хочется встать и уйти, чтобы потом о вас не говорили, что вы «проводите время с немцами»… Верно? Угадал ваши мысли?

«Ну, если только такие мысли лейтенант прочел в моих глазах, так это великолепно!» — Марина мысленно усмехнулась «проницательности» офицера. И вслух произнесла:

— Почти угадали. Мне пора.

— Благодарю за компанию, — ответил офицер и потянулся за газетой, одним этим жестом он давал ей понять, что понимает и принимает «нежелание вести беседу».

Вдруг Марину словно ударило током: с газетной страницы на нее глянуло знакомое женское лицо. Удивительно знакомое. Марина всмотрелась в фотографию. Светлые волосы, расчесанные на пробор, открывали высокий чистый лоб. Открыто и немного испуганно смотрели на Марину глаза ее. Полные, четко очерченные губы плотно сжаты, в уголках застыла горестная складка. Лицо простое и не слишком выразительное. «Я знаю эту женщину, — первое, что подумала Марина. — Но где и когда мы встречались?» Она только теперь обратила внимание на крупные жирные буквы, которые шли по всей ширине газетной полосы. Марине была видна часть газеты, и она прочла: «…ийца поймана».