Книга Монумент - Йан Грэхем

Баллас закрыл глаза. Даже темнота казалась красной.

Глава тринадцатая

Так пятеро Пилигримов отправились к Скаррендестину – святой горе и средоточию великой силы…

Баллас проснулся.

Во рту стоял привкус виски и еще какой-то гадости, отдающей металлом. Медью.

Кровь, понял он.

Скривившись, Баллас открыл глаза. Первым, что он увидел, была кровь на его рубашке. И на руках. Тихо застонав, Баллас поднял взгляд. Люджен Краск и Эреш сидели на кровати – и смотрели на него. Баллас рассеянно подумал: неужели они так и созерцали его всю ночь напролет? Он чуть пошевелился, и тут же все тело отозвалось тупой ноющей болью. Каждый мускул был напряжен до предела. Баллас распрямил скрюченные пальцы, с трудом изгибая суставы. Прошедшей ночью он слишком долго сжимал рукоять меча.

Баллас с трудом сглотнул слюну, все еще ощущая во рту мерзкий привкус. Сколько человек же он убил? Баллас не мог вспомнить. Да он и не считал их…

– Который час? – хрипло спросил он. Рядом стояла бутылка. На дне еще оставалось немного виски. Баллас прикончил его одним глотком.

– Скоро полдень, – отозвался Краск. Он нервно облизнул губы и, кажется, хотел что-то прибавить. Однако же промолчал.

– Мне нужна свежая одежда. Принесите что-нибудь.

– Что? – тупо переспросил Краск.

– Я не могу ходить в этом! – рявкнул Баллас, ударив себя по животу, обтянутому окровавленной рубахой. – Сильно бросается в глаза – тебе не кажется? Купи мне новую одежду.

– Тебе не следует разговаривать с нами подобным образом, – мягко сказал Краск.

Баллас одарил его тяжелым взглядом.

– Ты уже доказал свое преимущество, заставил нас участвовать в своих делах. Но ты зашел слишком далеко. – Краск нервно покосился на дочь. – Чем ты занимался ночью? Мы… мы не сможем помочь… не станем тебе помогать, пока не узнаем правду. До сих пор твоя жестокость была… – Он запнулся.

– Слово, которое ты подыскиваешь, – «полезна», – сказал Баллас. – Я оставил вас в живых. Если желаете еще немного пожить, будете делать то, что я вам велю.

– Чья это кровь? – спросил Краск, словно не слыша Балласа.

– Не твое дело.

– Чья?

– Она не принадлежит никому из тех, кого ты знаешь.

– Это не ответ.

– Другого ты не получишь. – Баллас швырнул бутылку на пол. – А теперь добудь мне новую одежду, ладно?

Вздохнув, Краск вынул из кошелька несколько монет и сунул их дочери.

– Сделай, как он говорит, – сказал он. – И будь осторожна.

Эреш вышла из комнаты. Краск проводил ее Взглядом и вновь повернулся к Балласу.

– Мы не будем прислуживать тебе вечно.

Баллас поднялся на ноги и умылся в тазу, стирая с лица кровавые пятна.

– Вы будете мне прислуживать, – сказал он, – столько, сколько я скажу. Не забывай, что стражи все еще охотятся за вами. Твоя дочь – убийца.

– Мы привели тебя к Джонасу Элзефару, – отозвался Краск. – Выполнили свое обещание. Для тебя это ничего не значит?

Баллас смотрел на него через зеркало. Несколько кровавых ошметков застряли в щетине. Он смахнул их на пол.

– Я не знаю, будет ли польза от Элзефара. Этой ночью я выполнял его поручение.

– Что? – Краск нахмурился.

– Ты же не ожидал, что он станет помогать мне за просто так?

– О, стало быть, ты занимался чем-то… каким-то отвратительным делом, да? Чтобы заслужить его расположение… Нет, не расположение… ни один человек не способен испытать это чувство по отношению к тебе… Заслужить его благосклонность. Вот так. И что же ты сделал? Конкретно?

Баллас не ответил. Краск сгреб бороду в кулак.

– Ты убивал. Я не ошибся? О, я знаю, что ты не ответишь. Молчать куда как проще. Человек, не признавший своего преступления, невиновен. – Старик скрестил руки на груди. – Церковь разыскивает тебя, а ты не желаешь умирать. Что ж, это я понять могу. Однако говорят: человеческое достоинство и отвага меряются не только заслугами и деяниями. Важно еще и то, чем он готов пожертвовать… Но тебе это недоступно, не так ли? – Краск смерил Балласа презрительным взглядом. – Скажи-ка мне: чем ты занимаешься в жизни?

– Ничем. Я просто бродяга.

– Ты же не всегда им был. А до того? Нет, не говори. Дай-ка я угадаю. Чем-то мерзким, так? Сутенер? Вор? Хм… Не мелковато ли для тебя? Может быть, ты торговал шлюхами? Или наркотическими травами?.. Но как привязать сюда столь виртуозное умение убивать? Тогда… не исключено, что ты был налетчиком. Да, ты похож на разбойника…

Баллас отвесил Краску оплеуху. Удар был так силен, что старик перелетел через всю комнату, ударился о стену и упал. Баллас подошел к нему. Краск свернулся клубком на полу.

– Не бей меня! – проскулил он. – Умоляю! Прости… Схватив старика за ворот, Баллас вздернул его на ноги.

– Считаешь меня мразью? Сволочью? – рявкнул он, тряся Краска. Старик застонал. Он едва не плакал. – А ты? А ты сам? Это не я предавал. Не я подставлял друзей ради спасения собственной шкуры. – Баллас ухватил Краска за грудки и прижал к стене. – Что ты чувствовал, когда выдавал Церкви своих товарищей? Когда называл их имена – чтобы твое собственное не красовалось на могильной плите? – Резко развернувшись, он опять швырнул Краска через всю комнату. Тот ударился об угол стола и взвыл от боли. – Ты пожертвовал хоть чем-нибудь? Или думал лишь о том, как спасти свою задницу? Есть ли для тебя вещи, за которые ты готов умереть?

Краск лежал на полу, горько рыдая.

– Я не смельчак…

– Это уж точно, – бросил Баллас. – И навряд ли знаешь, что такое честь, а берешься о ней рассуждать. Теперь я тебе скажу, Краск: страх – не оправдание. Ни для чего.

– Я не смельчак, – повторил Краск. В голосе его была горечь, но вместе с тем и какое-то странное удовлетворение. Казалось, что Краск произносит эти слова далеко не в первый раз. Не вслух, может быть, – но он произносил их прежде. Оно и понятно. В душе Краск стыдился своего предательства, и слова эти предназначены были облегчить муки совести и сделать предательство обыденной, понятной вещью. Однажды кто-то сказал Балласу, что, если человек верит, будто страх заложен в его природу, он поверит и в то, что поддаваться страху – оправданно и дозволено. Как дозволено голодному убивать ради еды. Краск хотел выставить свои деяния неизбежным злом. Он предал товарищей – потому что не мог поступить иначе. Это лежало за пределами возможного, и, следовательно, его нельзя винить…

Баллас чувствовал, что начинает ненавидеть Краска.

– Человек сам решает, быть ли ему смелым, – сказал он. – Он прикидывает, стоит это делать. Ты решил, что не стоит. Так что не надо блеять, будто ты не смельчак. Трусами не рождаются. Ими становятся по собственному выбору. – Он перевел дыхание. – Твоя дочь сильнее тебя. Ты знаешь, что она пыталась меня убить?