Книга Слипперы - Эдуард Иноземцев

– Садитесь в кресло. Я поставлю цветы в вазу и присоединюсь, – предложила Заречная.

Она вышла. Я сел в указанное кресло. Над диваном, в очень простой светлой раме, висела картина. Я пригляделся. Свет падал не очень удачно, поэтому на первый взгляд картина не производила особого впечатления. Я различил горы, долину… Каких-то людей. И вдруг понял, что место это мне знакомо. Это было именно то место, в котором я дважды оказывался в своих снах.

– Вы подойдите поближе, если заинтересовались, – посоветовала Заречная с порога. Она стояла с вазой в руках. И в вазе были мои цветы.

Я последовал ее совету, встал и подошел ближе. Эффект был тот же. Смазанный. Но когда я немного сместился в сторону, картина вдруг ожила. Краски заиграли, и долина как будто пришла в движение.

– Ничего себе, – пробормотал я.

– Правда ведь? Она как будто живет своей жизнью. А если вы немного так постоите и посмотрите на нее не отрывая глаз, вам покажется, что вы в нее входите.

Заречная поставила вазу на журнальный стол и поправила цветы. Потом уселась в другое кресло. Я отошел от картины. Эффект сразу же пропал.

Я вытащил пачку сигарет. Потом сообразил, что, видимо, она не курит, да и дым мог подействовать на картину. Я спрятал пачку обратно.

– Да вы курите. Я и сама иногда балуюсь, – заметив мою неуверенность, разрешила Заречная.

– А для картины это ничего? – заколебался я.

– А на картину ничего не действует. Меня несколько раз заливали сверху. Но стена становилась сырой почти везде, а под картиной – такая же сухая. Как всегда. Я не знаю, как это объяснить, но поверьте, так и есть… Вообще в жизни очень много чего необъяснимого… Да вы и сами, наверно, об этом догадываетесь, Максим…

Я молча согласился с этим. Прикурил сигарету. Сел обратно в предложенное кресло и вытащил из кармана диктофон. Но пока не стал его включать.

– Откуда у вас эта картина? – поинтересовался я.

– Ну, сколько я себя помню, она всегда тут была. Это мой родительский дом.

– И эта картина принадлежала вашим родителям?

– Да.

– А как она к ним попала?

– Понятия не имею.

– И кто художник, вы тоже не знаете, верно?

– Ваша правда. Не знаю. Но всегда, когда я смотрю на нее, мне кажется, что эта долина меня манит, втаскивает в себя. Я даже показывала ее специалистам, думала, все срисовано с натуры. Хотела узнать, что это за место, и поехать туда. Но никто не опознал. Она как живая, правда? Когда смотришь на эти горы и эту долину, они как будто все вокруг заполняют.

– Да, в ней определенно что-то такое есть, – пробормотал я.

Не знаю почему, но мне не хотелось говорить Заречной, что я был в этой долине.

– Угостите меня сигаретой, – попросила она.

Я протянул ей пачку. Она аккуратно, не притрагиваясь к другим сигаретам, вытащила ту, что с краю. У меня это вызвало симпатию. Терпеть не могу, когда лапают все сигареты сразу. Я чиркнул зажигалкой, Заречная прикурила. С удовольствием вдохнула дым.

Я снова взглянул на картину. Сбоку она все-таки теряла свое обаяние.

– А сзади нее ничего не написано? – полюбопытствовал я.

– Нет. Ничего. Ни даты, ни инициалов. Ладно, Максим. Может быть, приступим к интервью?

Ее вопрос вернул меня к реальности. Я вспомнил, зачем тут нахожусь, вспомнил, что мне давно пора приступить к сканированию. И включил диктофон. Задавая весь набор довольно шаблонных вопросов о начале карьеры, о фильмах, в частности последнем фильме, режиссерах, актерской судьбе, современном положении кинематографа, новых предложениях, вкусах, хобби и напоследок о личной жизни, кстати, как оказалось, она была в разводе и не очень жалела об этом, я одновременно осторожно прощупывал ее поле. И пришел к твердому убеждению, что она не только знает о «Человеке дня восьмого», но и причастна к деятельности этой организации. Конечно, это было не так явно. В конце концов, я считывал не главы книги, не газетную статью – одним словом, не готовый текст, а поле человека. И там нельзя было прочесть что-то очень конкретное. Это были ее мысли и чувства, которые я улавливал на эмоциональном, образном уровне. Но то, что я улавливал, говорило – она знает. Она в курсе. Она – это они.

Когда мы закончили с интервью, я выключил диктофон и сунул его в карман. Потом закурил новую сигарету.

– Вы обещали рассказать о своей брошке, Катя, – напомнил я. – Точнее, о знаке, в форме которого эта брошь сделана. Помните?

Заречная как-то странно взглянула на меня:

– А зачем вам это, Максим?

– Просто интересно, – улыбнулся я.

– Просто интересно, и все?

Я насторожился. В ее вопросе был явный подтекст.

– Просто интересно, и все, – заверил я.

– Хотите чаю с вареньем? – неожиданно предложила она.

Я хотел было отказаться, но потом решил, что чаепитие с вареньем создаст некий интим и она легче разговорится.

– Хочу, – кивнул я. – Если не трудно.

– Не трудно. Вы же сделали со мной интервью, потратили время, хотя я и не такая известная актриса…

Она вышла на кухню, а я снова подошел к картине. Она меня притягивала. Я встал так, чтобы она раскрылась, как в первый раз, и углубился в ее созерцание. Я ни секунды не сомневался в том, что именно эту долину и видел в своих снах. И именно в таком ракурсе. И краски были те же, и люди так же шагали по центру долины куда-то в сторону гор, и человек с ноутбуком сидел там же, где он был прорисован на картине.

Я повернулся, чтобы стряхнуть пепел в пепельницу, и в этот момент вошла Заречная с подносом и дымившимися чашками. Она поставила их на журнальный стол.

– Клубничное. Сама варила, – гордо сказала она, выставив на стол чашки с чаем, блюдца и вазочку с вареньем.

Я вернулся в кресло, положил себе ложку варенья, надкусил ягоду и отпил ароматного чая. Все было вкусным. И варенье, и чай. Она села на диван напротив меня, отпила свой чай, сжав чашку ладонями. Лицо у нее стало задумчивым.

– Этот знак обозначает человека новой эры. Эры Водолея, – вдруг проговорила она. – Эра Рыб заканчивается. Она длилась две тысячи лет, но скоро закончится. Наступает время, когда человеческие способности раскроются полнее. И связь человека с космосом – тоже. Уже сейчас, если вы заметили, Максим, появляются дети с уникальными способностями. И чем дальше, тем больше их будет.

Она проговорила все это очень убежденно, тоном, не допускающим возражений.

– Честно говоря, я не очень понял. Насчет знака…

– Правда? Мне показалось, я выразилась понятно. Знак, о котором вы спрашиваете, носят люди, которые верят в это и хотят приблизить новую эру.

– И вы принадлежите к их числу? – уточнил я.