Книга Ностальгия - Игорь Поль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я тебе не Француз, лейтенант. Я тебе – сержант Трюдо. Я это звание кровью заслужил.
– Я тебя раздавлю, сержант… Я тебя не мытьем, так катаньем… Ты мне сразу не нравился. Неправильный ты какой-то. Мягкий. Ты позор взвода, ты служить со мной не будешь…
– Понял вас, сэр! – Я вновь перехожу на официальный тон.
Резкая перемена озадачивает Бауэра. Он недоуменно хлопает глазами.
– Думаешь отвертеться, сержант? Хрен когда! – Лейтенант отбрасывает манеры, его несет, как простого рядового, всякие параграфы о взаимоотношениях – побоку! – Ты мне сейчас столько наговорил – тебе на дисбат хватит. Тебя шлепнуть за это можно в боевой обстановке, понял? И я тебе этого не спущу, даже не думай. Ты еще в Зеркальном, помнишь? Еще там без команды огонь прекратил.
– Я прекратил огонь, потому что стрелять не в кого стало. А вот ты, лейтенант, глуп. Ты сейчас столько для протокола наговорил, что выселить меня только вместе с собой сможешь. Броню отключать надо, когда такие вещи говоришь. – Я усмехаюсь в перекошенное от ненависти лицо. Цитирую: – «Преследование по службе по личным мотивам, использование служебного положения по отношению к подчиненному в корыстных целях…»
– Пошел вон! – выдыхает разъяренный Бауэр.
– Есть, сэр! – Я отдаю честь, затем включаю броню. – Сэр, сержант просит разрешения лейтенанта на встречу с командиром роты, сэр!
– Встречу разрешаю! – с каменной мордой цедит сквозь зубы взводный. Желваки его так напряжены, что кожа вот-вот лопнет. Этот раунд за мной, дружок.
«Томми» встречает нас, как родных. Сменившиеся и отдохнувшие часовые вместе с экипажем машины разложили у борта, рядом с ошкуренным бревном, явно позаимствованным у саперов, приготовленные для нас упаковки сухого пайка.
– Рыжий, докладывай, – на ходу бросаю механику-водителю.
– Сэр, машина исправна, регламентные работы проведены. Оружие вычищено и исправно. Участвовали в отражении атаки на лагерь. Расход снарядов: фугасных – шесть единиц, плазмы – десять единиц! – докладывает Рыжий.
– Ясно. Ужинали?
– Никак нет, вас ждем, сэр!
– Хорошо, Рыжий. Отделение, привести себя в порядок. Почистить оружие. Ужин через двадцать минут. – Делаю долгий глоток теплой воды и иду посетить траншею с брезентовым верхом. Толика комфорта мне не помешает. Не все же под куст ходить, в ожидании, пока змея в отросток вцепится.
«Лоси» за моей спиной ворчат, стаскивая с себя грязные скорлупы. «Мог бы сначала и пожрать разрешить». «Заткнулись. Француз дело говорит». Это Трак. «Точно. Пожрать успеем». Генрих. Довольно усмехаюсь под своей полупрозрачной пластиной. Ничего, братки, бывают командиры похуже меня.
Паркер подходит следом. Копается в ширинке, якобы по нужде пришел.
– Ты это, садж, не дрейфь. Все путем будет. Ты пацан правильный, не резьбовой. Не выдадим… – бормочет он негромко.
– О чем это ты, Парк? – подозрительно интересуюсь я.
– Ты не ссы, садж… – оглядываясь, продолжает скороговоркой Паркер. – Ротный сказал: увижу чего – лично этого Казанову пристрелю. А так пускай служит пока, мужик он правильный. Ему взводный накапал, так он отшил его. Сам видишь, не до тебя сейчас…
– Ладно, Парк, – говорю я. – Что-то у меня защитников развелось – пальцев не хватит. Иди пушку свою чисть.
– Так я уже. Я Калину озадачил.
– Ну-ну…
В тропиках темнеет быстро. Перед самым отбоем нас посещает представительная делегация. Штаб-сержант, топ-сержант, капрал в возрасте и двое рядовых. Все из «Браво». Из «Крысобоев». Киваю Готу: «Сото найди, быстро». То, что сейчас будет происходить, – не для офицеров. Это наши дела. Есть традиции, как и бордели, – «только для нижних чинов». Рядовые тащат пончо, нагруженное добром. В ожидании Сото представляю отделение. Затем представляются гости. Штаб – старшина роты. Топ – взводный сержант. Капрал и рядовые – друзья погибших. Рота «Браво» делегировала им право выразить нам свою признательность. Возвращается Гот. За ним внушительно шествует Сото. Коренастый, почти квадратный, несмотря на свои метр восемьдесят. Поднимает лицевую пластину. Жмет руки прибывшим. Сообщаю, на чей счет записаны вражеские диверсанты. Двое – на Генрихе. Двое – за Колом. Одного поджарил Паркер. Одного, по молчаливому согласию остальных, записываю Готу. Ротный старшина держит речь.
– Рота отправила нас. Сегодня наши братаны полегли. «Крысобои» не привыкли долги иметь. Вы их сегодня за нас отдали. Как надо, все по совести. Это вам за ребят.
Рядовые осторожно кладут пончо. Опускают края. Собранное ротой «Браво» добро бугрится внушительной кучей. Чего тут только нет. Упаковки сухих пайков, шоколад, сигареты, витамины, боевые ножи, сделанные на заказ. Среди прочего – прицел от снайперской винтовки М10 в футляре для переноски. Футляр тщательно подогнан и выкрашен маскировочными пятнами. Кол берет его в руки, достает прицел, рассматривает.
– Я снайпер, – говорит он. Оглядывается на меня. Я киваю на гостей.
– Бери, кореш. Это от Джона осталось, – тихо говорит один из бойцов. – Любил он это дело – мозги вышибать. Тебе пригодится.
Выставляем угощение. На расстеленном пончо раскладываем куски консервированной ветчины, сыра, вскрываем и заливаем водой банки с сублимированными фруктами. Гости достают двухлитровую флягу с джином военной поставки. Ни один офицер не посмеет обвинить нас в пьянке в боевых условиях. Даже такой резьбовой, как наш взводный. Сидя кружком, пьем, не чокаясь. Подсвечиваем себе тусклыми красными фонариками. Глинистые стены капонира возвышаются над нами, заслоняя своими неровными краями звездный хоровод – белое на черном. Кол наливает себе чуть выше донышка.
– Я снайпер, мне нельзя, – словно извиняясь, говорит он товарищу убитого.
Тот понимающе кивает – «все нормально, брат».
По-хорошему, так за одного нашего надо бы положить не меньше десятка «лесных братьев». Все понимают это. Но где их взять? Мы растеряны, как дети. Бессилие рождает злость. Злость никак не отпускает нас, смешиваясь с джином, она растекается внутри и превращается в глухое липкое раздражение.
С закрытых позиций минометной батареи за нашими спинами раздается громкий хлопок. И еще один. Высоко над деревьями распускаются яркие белые звезды. Они медленно дрейфуют над джунглями, уносимые ночным ветром на своих крохотных парашютах. Ослепительно яркий после темноты свет мечется над нами белыми сполохами. Все вокруг становится двухцветным. Черным и белым.
7
Ротный – капитан Франти, «картавый ворон» – умудряется устраиваться с относительным комфортом всюду. Даже тут. Блиндаж его, в нарушение всех инструкций, имеет вентиляционные отверстия, забранные противомоскитными сетками. В углу надувной топчан, в другом – раскладной стол и пара складных стульев. Кусок неровной стены стараниями тактического вычислителя превращен в яркое сине-зеленое световое панно с переливами разноцветных значков. Земляной пол устилает пряно пахнущая солома, наверняка обработанная химией от насекомых. Ротный рискует. Дряни в местных джунглях столько, что никакая химия не спасет. Ротный говорит: «Жить надо в кайф». Франти сам из рядовых, и девизы его наполовину сермяжные – этакий солдатский рок-н-ролл. Ротный считает, что риск сдохнуть от укуса многоножки не перевешивает желание половину жизни проводить с максимально доступным комфортом. Именно столько времени человек проводит на работе. Война – его работа. Так уж вышло. Ворон рассматривает меня внимательно, так долго, что пауза затягивается до размеров экзекуции. Устаю стоять «смирно» под низким потолком, макушка касается затвердевшего пенобетона. Вы когда-нибудь пробовали стоять «смирно», пригнув при этом голову? То-то же…