Книга Мусульманская Русь. Восток - Марик Лернер

— Табак есть? — спросил он у первого попавшегося продавца.

— У нас, — с гордостью заявил тот, — все есть. Деревенская махорка, табак для самокруток и даже для богатых натуральные сигареты. Э! — С изумлением разглядывая покупателя в драной шинельке, продавец воскликнул: — Измайлов, это ты?

— Я.

— Не узнаешь, что ли? Матросов я. Джемиль. Сосед твой.

— Не признал, — рассматривая толстомордого деятеля, последний раз виденного прыщавым мальчишкой, сознался Юсуф.

— Ха, — заорал тот на весь базар, — да чтоб я денег взял с соседа, вернувшегося домой! — Джемиль торопливо сгреб из одного кулька махорки, вроде бы случайно уронил обратно половину и, протягивая остаток Юсуфу, принялся громко для слушателей разоряться, насколько ему для солдата ничего не жалко, призывая в свидетели не только торговцев, но и Аллаха. Пусть курит дорогой гость.

Дверь вокзала громко стукнула, и по ступенькам вниз в сторону базара торопливо побежала цепочка вооруженных людей. Они неслись целеустремленно, охватывая прилавки сразу с двух сторон и явно намереваясь замкнуть кольцо. Торговцы и покупатели оборачивались и смотрели. Из дальних рядов выскочил человек в черном коротком пальто и метнулся в сторону ближайшего переулка. Один из бегущих остановился, встал на колено прямо на грязную землю и, неторопливо прицелившись, выстрелил. Беглеца швырнуло вперед. Стрелок поднялся и, в голос матерясь, принялся отряхиваться. От военных отделились двое, подошли, и метров с пяти передний вторично выстрелил из винтовки в упавшего. Тело вздрогнуло от удара пули, и крик раненого оборвался. Стрелок подошел и начал выворачивать карманы убитого.

— Дурак, — сквозь зубы сказал Джемиль. — Даже если документы не в порядке, стоять надо. Учат их, учат. Придурки.

— А что это у вас творится?

— Добро пожаловать в Царство Польское, — без тени юмора в голосе сообщил Джемиль. — Наш военный комендант лях и шутить не любит. Он хоть и кяфир,[25]но дело свое знает. Или ты выполняешь указания, или вот так. — Он кивнул в сторону трупа. — Местные уже ученые. Да и на пользу это. Без воров не обходится, но ножа показывать никто не станет. Забоятся. У нас власть только одна, и кому жаловаться, все в курсе. Вот здесь, скажем, за место положено платить. Справедливо. Имеешь квитанцию — становись торговать невозбранно. Хочешь не на земле, а с прилавком, — плати больше, или там за место постоянное другая цена. Без разрешения погонят и товар конфискуют. А брать потом забесплатно у честного купца, как бы он худ и мелок ни был, не положено никому. Ни полиции, ни его людям, ни уж тем более пришлым. Худо им будет. Он из этих денег платит добровольцам, а они потом здесь же и оставляют. Всем хорошо. Но вот такое я тоже в первый раз вижу, — глядя, как перекрывают выходы из рядов, сознался Джемиль. — Что-то случилось неприятное. Как бы всем боком не вышло.

— Документы, — потребовал невысокий рябой парень с погонами младшего лейтенанта.

Сзади остановились двое, встав так, чтобы не перекрывать линию выстрела. Один был совсем молоденький курсант, зато второй — тот, что стрелял недавно, и сейчас он держал свою австрийскую винтовку, недвусмысленно направленную на Юсуфа.

— Из плена, — пробурчал лейтенант, изучая справку, — а чего так поздно?

— Тиф подцепил. Там справка из госпиталя есть.

— Ездют тут, ездют, — возвращая документы, пожаловался неизвестно кому рябой и сунул бумаги назад. — В течение суток встать на учет в военкомате. Иначе неприятности будут. Без бумажки ты букашка. Без печати — пустое место. А у нас на таких нехорошо смотрят.

— Ты ж меня знаешь! — обиженно вскричал Джемиль на взгляд в свою сторону.

— Квитанцию дай, — скривившись, ответил тот. — Много вас тут развелось. Вечно чего-то требуют, а сами на общую пользу пальцем о палец не ударят, а вечно орут. Пашкаускас выискался.

— Это он про что? — спросил Юсуф, когда патрульные двинулись дальше.

— Да начальник станции у нас был Пашкаускас. На вокзале все начальство сплошь его родственники сидели. Место хорошее, всегда есть возможность нажиться. Этого без очереди, тому билет с доплатой прямо домой, а у мужика кусок оттяпать. Еще, — Джемиль хихикнул, — про родственников говорил: «Я прекрасно знаю их положительные стороны и поэтому беру на работу». Вот как военное положение ввели, ни одного на железке не осталось. Лях поскреб в затылке и всех подчистую уволил. И что интересно, работать только лучше стали. А недоумок литовский жаловаться вздумал. Бумаги пишет. Вот и на этого хорька написал. Ну про него за дело. Нечего было в жирный зад без команды пинать. Хорошо, сейчас доносов никто не читает. Вернее, сам Тульчинский на себя и читает и ухохатывается. Ему из полиции моментально отдают. Куда они без военных — все вместе крутят, и ссориться совсем не резон. А Пашкаускасу во двор гранату кинули. И не удивлюсь, если вот этот. Э… ты иди лучше. Дома заждались.

— Джемиль, — возбужденно затараторила появившаяся баба в тулупе, — слышал?

— Чего? — недовольно спросил тот.

— Так это… у складов часового убили. Замок сорвали. Видать, оружие искали, да там только форма была. Военные-то злые, и сами в обносках ходят, когда под носом лежит, и товарища ухайдакали. Они там, — она махнула в дальний конец базара, — устроили жуть. Всех, кто ненадеванной формой торгует, трусят и, если документов нет, подчистую отбирают. Откуда на базаре новая может быть? Только со складов.

— Щас, — скептически отозвался Джемиль. — Мало других мест и интендантов.

— А ляху без разницы. Ворованное. Троих забрали, да еще Зылхе по шее навешали. Кричать вздумала. Ой что творится! Кто не понравился — ногой по прилавку и в холодную тащат… Как думаешь, сколько розог дадут? — В глазах у нее был не ужас, а предвкушение.

— Так порку тридцать лет как отменили, — изумился Юсуф.

— А у нас ввели, — с тоской сказал Джемиль. — За воровство, обвес, обман покупателя. — Юсуф без труда догадался о причинах горя соседа. — По-разному, но мало никому не будет. А что делать, тюрьма в городе одна, мест внутри не так чтобы очень много. За мелкие прегрешения прямо на месте розгами, на глазах базара. И больно, и обидно. А за второе воровство могут и того. — Он показал на покойника. — Так что сходи в военкомат, не поленись…

Селекция проводилась достаточно быстро. Людей подгоняли пятерками и распределяли на группы, позабыв позвать адвоката. При военно-полевом суде по инструкции он и не требовался. Они работали на пару с Головиным и прекрасно друг друга понимали с полуслова. На людях прапорщик никогда не пытался перечить — субординация и новые порядки его прекрасно устраивали. Давно чесались руки устроить полный орднунг, да начальство не пускало. Иной раз за серьезный подарок могли и явного уголовника выпустить, и он возражать не смел. Быстро бы оказался на улице без пенсии и выслуги лет. Теперь — другое дело. Все его знания и умение с первого взгляда вычислять мазуриков, а при необходимости и дать по роже крепким кулаком, оказались очень к месту. С глазу на глаз он не стеснялся лейтенанта поучать, но никогда не делал этого прилюдно. Уж копать под того смысла не было ни малейшего. Пока комендант сидит крепко, и Головин в силе.