Книга Глобальное потепление - Яна Дубинянская

Вот будут у тебя дети, поймешь, — огрызалась Юлька, остро чувствуя себя неубедительной, даже в том наиболее бесспорном пункте, что потратила она только те деньги, которые полагались по смете ей как режиссеру и руководителю проекта, а если и чуть больше, то доложит потом свои. И съемки начнутся сразу же после соловецкой смены, да какая вам разница, может, не так жарко будет! — все это тоже звучало не очень, уж она-то знала, насколько трудно собрать воедино группу и привести ее в рабочее состояние, особенно после того, как уже раз (а откровенно говоря, и не раз) был дан фальш-старт. Кешка прав, с какой стороны ни посмотри. И даже с той, о которой он, к счастью, не догадывался: что ливановское согласие на имя в титрах — явно такой же треп, как и «шеф тебя отпускает» или «позвонишь мне, и все будет хорошо», и это в любой момент могло вылезти наружу. Правда, она обналичила бабло, и кондишенный спонсор уже все равно ничего им не сделает. Хотя, если честно подумать, то сделает, конечно.

Но Юлька везла детей на Соловки, и сознание собственной правоты, никем и ничем не поддержанное, висящее в воздухе, словно дирижабль, было единственно настоящим, подлинным, в разы неоспоримее всего того, что весь окружающий мир мог предложить в противовес.

Из-за двери купе раздался грохот. Оглушительный, разрушительный, вулканический. Юлька развернулась и бросилась, повисла на заклинившей створке, дернула, налегла, прорвалась.

— Что случи…?!

Две пары голубых и две черных глаз смотрели прямо и невинно, каждая со своей полки. Ни единого звука. Юлька пошла сканировать взглядом купе — пакет сока на столике, бутылка воды, стаканы, Славкина книжка, Марьянкин крокодильчик, Костиковы и Мишкины роботы, все вроде бы на месте, странно, вешалки вон, рулеты свернутых матрасов, гигантский семейный кофр, ее сумка, детские рюкзачки на крючках…

— Ничего, — пискнула Марьяна.

И запоздало запечатала рот обеими ладошками.

…Когда они заснули все, уже не осталось внутренних ресурсов, чтобы поверить в такое счастье. А тем более на то, чтобы, стоя у окна и глядя на проносящиеся мимо, фантастические в ночи пейзажи банановых плантаций, последних лесов и обмелевших водохранилищ севера нашей страны, выпить стакан газировки вприкуску с заныканной от детей (им на один зуб, а мне на неделю удовольствия) белой шоколадкой с орехами. Хотелось только спать, и Юлька растерянно огляделась по нижним полкам.

Марьяночка дрыхла в позе морской звезды, широко раскинув лучики-ручки-ножки и даже чуть-чуть свешивая с полки ладонь; единственный пятачок свободного места рядом с ее головой на подушке сторожил крокодильчик. Попытка подвинуть ребенка, делая более компактным, привела лишь к тому, что дочка зашевелилась, забормотала во сне, перевернулась на живот, раскинулась и засопела все в той же звездчатой позе. Что же до Славика — как старший он со скрипом согласился на непрестижную нижнюю полку — так тот вымахал уже ростом с Юльку, и примоститься к нему даже валетом было изначально безнадежной затеей.

Коврик в купе, затоптанный, затертый и свежезалитый соком, все же на ощупь казался более мягким, чем пол без коврика. Юлька бросила сверху Славкины шорты и пару вафельных полотенец. Свернувшись улиткой между полками, макушкой под столиком, ногами к двери, закинула руку за голову и под мирное хоровое сопение сверху в конце концов уснула — а куда б она делась?

* * *

— Валюта, оружие, наркотики?

— Спасибо, не надо, — сквозь сон отозвалась Юлька.

Но в купе зажегся яркий свет, намекая, что просто так отмазаться от выгодного предложения не получится. Проморгавшись, она обнаружила прямо перед собой громадные косолапые сандалии, из которых росли толстые волосатые ноги, удаляясь в перспективу. На той высоте, где начинались форменные шорты, детали уже расползались, теряя всякую определенность. Похоже, надо было вставать, что Юлька и проделала — с размаху звезданувшись головой о столик, с которого дождем посыпались пластиковые стаканчики, пустые и не очень.

— Валюта, оружие, наркотики? — монотонно повторил голос. — Документики ваши. Таможня.

— Сейчас, — сказала Юлька, соображая, куда она дела сумку с деньгами и документами. По идее, должна была держать возле себя, чтоб не сперли. Но под столиком сумки почему-то не оказалось — сперли?! — под правой полкой тоже, под левой…

Захныкала Марьяна. С верхней полки кто-то из мальчишек подал нечленораздельный, но возмущенный ропот.

— Потушите свет, дети спят, не видите, что ли?! — шепотом прикрикнула Юлька. Под левой полкой сумка таки нашлась, ф-фф-ууу.

— У всех дети спят, — возразил голос свыше. — А сами контрабанду провозят.

Она вытащила сумку и выпрямилась, наконец, во весь рост, приглаживая ладонью безобразие на голове. Таможенник оказался здоровенной, во всю высоту и ширину дверного проема, квадратномордой теткой. У таких Юлькины минималистские формы всегда вызывали стойкую ненависть, происходящую из гремучей смеси зависти и презрения. Своих детей у тетки, судя по тому, что она и не пошевелилась насчет выключателя, не было. Или же имелся взрослый сын-алкоголик, сживающий мать со свету путем скоростного пропивания ее честных таможенных доходов.

Юлька протянула стопочку свидетельств о рождении, увенчанную паспортом. На фотке в паспорте она была еще стриженая, хотя в принципе на себя похожая, и тетка минуты три сверяла изображение с оригиналом.

— Поднимайте полки.

— Дети же спят!

— Дети, — проворчала тетка довольно мирно. — Еще неизвестно, чьи они дети.

— Мои, в свидетельствах написано, — Юлька из последних сил пыталась не заводиться.

— Ага, написано. Где? Чопик. Чопиков ни одного.

— Так они все на мужних фамилиях, — попробовала она апеллировать к женской солидарности на приблизительном тетковом уровне. — Мужики же обижаются, если не.

И тут же поняла, что прокололась. Не имелось у таможенницы ни сына-алкоголика, ни мужа-алкоголика, ни мужа вообще — мужей на всех не хватает, такова демографическая реальность нашей страны, обратная сторона политики альтернативных семей, и продуманной, между прочим, политики.

— Полки! — рявкнула тетка.

— Мам, что там за фигня? — пробормотал полупроснувшийся Славик. Развернулся было на другой бок спать дальше, но Юлька толкнула его в бок:

— Вставай, надо полку поднять. Вот, смотрите. Одни кроссовки, кофр туда все равно не влезает.

Про кофр она сболтнула зря. Вообще, двадцатиминутный сон в позе улитки на полу купе не способствует стимулированию интеллектуальной деятельности. Теткины ноздри хищно раздулись, и стало очевидно, что кофр сейчас будут открывать, потрошить, взламывать застежки, взрезать подкладку, что все сыпучее будет высыпано, все жидкое вылито, все бьющееся разбито, все зашитое распорото, нижнее белье разбросано по вагону в поисках валюты, найденная в нем валюта конфискована, а потом протокол, штраф, снятие с поезда. Блин.