Книга Фатум. Сон разума - Виктор Глумов

Елки у Кремлевской стены выглядели заманчиво.

— Слушайте, Иван, — смущаясь, сказала Аня, — я за те елочки отбегу? Ненадолго?

Он кивнул задумчиво. Девушка потихоньку выбралась из клубящейся толпы (сколько же их? Скоро и здесь начнется та же давка, что на Манежке), обогнула Мавзолей слева и пробралась наверх, к елям. Странное дело — на узкой полоске газона за ними не было никого. Только могилы политических деятелей прошлых времен. Аня забилась к самой стене, стараясь расслабиться и абстрагироваться от взглядов. И решила остаться здесь, не спускаться обратно, слушать и смотреть сверху, дождаться вечера и уйти спокойно домой.

Она прикидывала, как бы устроиться, чтобы не промерзнуть и не промокнуть, когда внизу, на площади, все побежали.

* * *

Ник ворвался в кабинет Михаила. Толстяк — постаревший, отекший и растрепанный — в окружении руководителей помельче ждал Ника. Ник кивнул собравшимся, занял свободный стул, Конь встал рядом.

— Все в сборе, — резюмировал Михаил. — С вашего позволения, приступим. Итак, что по городу?

— На Щелковской погромы, — начал крайне серьезный молодой блондин в круглых очках с зелеными стеклами. — Объединенные силы нацистов и байкеров разносят «черные» кварталы. Полиция бездействует. Митинг на ВВЦ… Там около тысячи человек, самых разных. Неорганизованный митинг, по нашим данным, скоро его все-таки разгонят. Коммунисты из официальной компартии собрались у Белого дома. По старой памяти. — (Кто-то захихикал.) — У этих все серьезно: флаги, пенсионеры, речи революционные. Их не трогают, но оцепили. Все равно попикитируют и разойдутся по домам довольные. Там около двух тысяч человек. В разных районах периодически драки, несколько автомобилей сожгли. Основная проблемная зона — центр города, Манежная и Красная площади.

— По регионам? — спросил Ник севшим голосом. Чем заканчивается цепная реакция? Правильно, атомным взрывом.

— В Питере массовые демонстрации. Хорошо организованные. Народ выдвигает требования к правительству. В основном члены профсоюзов. Беспорядков не наблюдается. В других городах тоже идут выступления, но хиленькие. Из Новосибирска информации не поступало.

— Я понял. — Ник вздохнул. — Дальше. Сколько и кого на Манежной?

— Студенты… — Докладчик посмотрел на Ника и замолчал. — Наши тоже, к сожалению. Командиры первичных ячеек вывели своих людей, нам никто ничего… Антифа, леваки, нацисты, растоманы, пид… извините, меньшинства. Все подряд, даже монархисты. Заводилами выступили младокоммунисты, а потом понеслось. Люди как взбесились. В центре более пятидесяти тысяч человек.

Ник мог это предвидеть, мог бы! Но не предвидел, надеялся вслед за Реутом, что время еще есть. Интересно, насколько сейчас вырос его КП? Перевалил за сто сорок шесть процентов, как модно стало шутить после выборов?

— Что делать будем? — Ник поднялся, прошелся по кабинету, закурил. — Ваши предложения.

— Ждать, — пожал плечами Михаил. — Чрезвычайное положение введено, в девять начнется комендантский час. Тогда все и решится.

— У кого-нибудь еще есть мысли, друзья? Нет? Надо же. Вы показали свою беспомощность. А если силы подмосковных воинских частей стягивают в город? Тогда к комендантскому часу здесь будет даже Кантемировка. Танки. Акт устрашения. Наших студентов разгонят раньше — обычными средствами, не стреляя на поражение. Им хватит слезоточивого газа. И молитесь, чтобы спецслужбы не вспомнили про зарин. Мое предложение, как ни странно, — задумчиво добавил Ник, — не вмешиваться. Ждать.

— Мы… Позвольте, а почему мы не можем сейчас просто взять власть? — засуетился Михаил.

— Потому что не все еще готово, — отрезал Ник и мысленно добавил: «И потому что я не могу связаться с Реутом». — Потому что власть, Михаил, никто не отдаст просто так, — продолжил он вслух. — Потому что Москва — сытый город, и средний класс не поддержит голодных студентов, вооруженных и агрессивных. Я доступно объяснил? Это только одна сторона проблемы. Друзья, я все время должен думать за вас?

Он посмотрел за окно — темнело, закат опускался на Москву, и дымка укутывала небо.

* * *

Ник не мог оставаться в кабинете. Больше всего ему хотелось поехать в центр, быть там, в толпе. Но он не мог рисковать своей жизнью, поэтому, разогнав всех, выпроводив мучиться, вышел в приемную и сел рядом с помощницей смотреть телевизор. Репортаж без комментариев. Выстрелы. Колонна полиции — спрятавшиеся за ростовыми щитами люди в броне — давит толпу на Манежной. Горит что-то. Валяется искореженный автомобиль. Пьяный или просто неадекватный юноша, забравшись на статую, венчающую купол подземного торгового центра, размахивает спартаковским почему-то флагом.

Крики. Выстрелов не слышно. В полицейских летят камни. Откуда камни на Манежной площади? За спинами омоновцев со щитами — солдат с гранатометом и в противогазе. Поудобнее пристраивает оружие. Жмет на спусковой крючок — и граната летит вперед.

Ник ожидал взрыва, дыма — и дым заклубился. Толпа отшатнулась амебой, дрогнула, побежала. Ударили выстрелы — со стороны полиции. Обезумевшие люди, подгоняемые газом, кидались на оцепление, метались — и нашли выход. Огибая здание Исторического, понеслись на Красную площадь. Ник сидел в привычной приемной, в тепле и безопасности, а в крохотном окне в ад — телевизоре — камера фиксировала панику на Манежке. Люди метались, падали, перевалившись через бордюр, в Александровский сад. Вспомнились фонтаны, зонтики уличных кафе, гранит. Изображение сменилось — от площади Революции бегущих теснили боевой техникой. Вполз БТР. Новые кадры — Красная площадь. Море голов. Прибоем врываются и продолжают свой бег люди с Манежной, и вот уже все смешивается — и снова выстрелы, стрекот очередей, набат колоколов. Кто-то на Мавзолее — и пеной прибойной оседают на склонах у Кремлевской стены, на самой усыпальнице люди. Но основная масса — вот она, течет к реке, к Васильевскому спуску.

Собор Василия Блаженного свысока наблюдает за вершащимся жертвоприношением. По мосту, обманчиво-медленные, ползут танки. Откуда это снимают? С вертолета? С Кремлевской стены? Да, с вертолета — гул лопастей глушит звуки внизу… Все далеко, все нереально.

Рука на плече — Ник подпрыгнул на стуле. Рядом стоял Конь, белый как лист бумаги, с дрожащими пересохшими губами.

— Вы представляете, каково там?

Ник не представлял. Приказал себе — не сопереживать, не думать, просто смотреть, впитывать происходящее, ненавидеть военных, ментов-полицаев ненавидеть. Открылись ворота в стене — из Кремля выходили новые части полиции.

А люди спешили к реке. Лесными зверями от пожара — спешили к реке.

* * *

Снова появился вертолет — теперь Аня смогла рассмотреть, что с него велась съемка. Все бежали к реке. Аня видела карабкающихся на Мавзолей — их было на удивление мало. Площадь скрывали деревья. Аня слышала крик, многоголосый вопль ужаса, перекрывший все остальные звуки. Кажется, стреляли. От кого они бегут? Воображение рисовало монстра тысячеглавого на Манежной площади, назгула на шпиле Исторического… Ухнуло, бухнуло, застрекотало. Что-то просвистело мимо уха, и Аня упала на землю. Пули. Стреляют. Исчез призрачный дракон, опали головы неведомого зверя. Визжа, сминаясь листом бумаги в злых руках, толпа покатилась мимо. Аня закрыла голову руками, вжалась в газон. Холодно. Страшно.