Книга Белый дракон. Разрубленное небо - Александр Логачев

Нелегким делом оказалось найти свой постоялый двор. Городок был разбросан на большой территории, с какой стороны он сейчас зашел в город — непонятно, дома ночной порой все похожи… Но, поплутав, нашел, конечно, «свой» двор. Все ж таки Никацура — это вам не Нью-Йорк какой-нибудь. «Свой» двор он узнал по воротам, обитым по краям широкими медными полосами, и по крыше, крытой дранкой из дерева хиноки, — заметил это все днем, когда въезжали.

Подходя к воротам, Артем задался вполне актуальным вопросом — что ему прямо сейчас надлежит делать? Завалиться спать? Прихватить с собой всех своих самураев и до кучи Хидейоши с его самураями, ввалиться в дом, который занимал господин Касано, и устроить на отдельно взятом постоялом дворе ночь длинных катан? А потом отправиться на поиски подлеца Годайго, чтобы объяснить ему на языке клинков, что нехорошо похищать честных людей, а потом приказывать их убить? Непростые эти вопросы даже заставили Артема помедлить со стуком в воротные створы.

Ну, господин Касано скорее всего уже отбыл со двора — Артем готов был поспорить на что угодно. Что ему тут делать? Отвечать на вопросы, куда подевался даймё Ямомото? Так это или не так можно, конечно, проверить. И если вдруг Касано беспечно дрыхнет на гостиничных циновках… То что? Вызывать его на поединок? Исключено. Мало того что поединщиком Артем был, мягко говоря, не самым выдающимся, так еще после бессонной, беспокойной ночи, после отравления его так называемая спортивная форма оставляла желать лучшего. Приказать кому-нибудь из его самураев вызвать Касано и убить? Терять лицо перед ними, а также перед Хидейоши и его самураями не хочется, отдавать такой приказ тоже не хотелось. Сам Касано может крикнуть, что будет биться только с равным, а именно с Белым Драконом, и что тогда? Отказываться?

Еще сложнее с Годайго. Ну, допустим, найдет Артем, перебудив все дома этого городишки, его временное пристанище. И что? Во-первых, Годайго не самурай, а монах — как его вызовешь? Во-вторых, он, блин, императорской крови, потомок, блин, богини Солнца. Поднять на него руку какому-то чужаку — это, знаете, поступок, который вряд ли найдет отклик в японских сердцах, как бы ты ни объяснял людям свое решение.

В общем, Артем пришел к выводу, что самостоятельно ему в таких сложных запутках не разобраться, надо посоветоваться с кем-то знающим.

Удивительное открытие ждало даймё Ямомото на постоялом дворе. Оказывается, никто его не искал — ни с фонарями, ни без. Брат и сестра Кумазава, Такамори и Омицу, все его самураи и самураи Кумазава преспокойно дрыхли в отведенных им покоях. Артем не успел разбудить никого из своих. Раньше этого прибежал заспанный хозяин постоялого двора, его разбудил привратник, и хозяин тут же примчался узнать, не нужно ли этой прекрасной ночью еще что-нибудь столь уважаемому гостю? Гостя в первую очередь заинтересовало, не покинул ли этим вечером гостеприимный двор господин Касано? Выяснилось, что покинул. «А как отдохнул господин даймё? — вдруг спросил хозяин постоялого двора с какой-то странной улыбочкой. Артем даже бы сказал — с похабной улыбочкой. — И не желает ли господин даймё продолжить отдых? Вдруг он остался чем-то недоволен или по дороге сюда внезапно почувствовал в себе новые силы?» За всем этим чувствовал некий второй смысл, и Артем, насупив брови, потребовал от хозяина объяснить, что он имеет в виду. Хозяин объяснил: «Прощаясь со мной, господин Касано сказал: он очень жалеет, что дела заставляют его незамедлительно отправиться в путь и что он не может присоединиться к господину даймё и посетить вместе с ним лучший чайный домик Никацура, известного по всей Ямато красивыми и умелыми девушками…»

Вот так! Вот почему его не искали по всей округе с фонарями! Оказывается, Касано пустил дезу. Причем дезу аморального толка. «Интересно, — тут же подумал Артем, — а поверят ли мне Ацухимэ или Омицу, когда я им скажу, что не развлекался с другими женшинами, и поведаю им всю эпопею с Касано, похищением и с бывшим императором. М-да, ситуация, что тут еще скажешь…»

Трудно сказать, как поступил бы на месте Артема настоящий японец. Артем же был человеком русским, а посему, не понимая, что ему надлежит делать прямо сейчас, рассудил вполне по-русски — утро вечера мудренее. И завалился спать. Тем более что в сон рубило уже конкретно…

Глава пятнадцатая

ДОРОГАЯ МОЯ СТОЛИЦА…

В столицу древней Японии город Киото Артем въехал на носилках. Наверное, гораздо «элитарнее» в историческом смысле было бы на ослике, но он въехал на носилках.

Весь путь от Никацура до Киото он таким образом и проделал. И подобный способ передвижения по душе ему не пришелся. Надобно заметить, что хоть Артем и феодалил уже целых четыре месяца и феодалом был, чего уж там, не из последних, однако путешествовать подобным образом ему не доводилось. Как выяснилось сегодня, и хорошо что не доводилось. Неудобно, похожая на собачью конуру будка, да к тому же укачивает. В седле не укачивает, а в носилках — нате вам пожалуйста. У Артема не было аэрофлотовских конфет типа «Барбарис», не было таблеток против укачивания и даже какого-нибудь тонизирующего травяного настоя. Нет, что ни говорите, верхом на лошадке путешествовать гораздо привлекательней: свободней, интереснее, веселей. Словом, хорошо, что путь от Никацура до столицы был недлинный…

События прошедшей ночи казались Артему каким-то нереальным кошмаром. Будто не с ним все это было. Какие-то похищения под покровом ночи, какие-то бывшие императоры, трупы на поляне. Да только усомниться в реальности происшедшего не давал горький привкус вчерашнего пойла, от которого Артем никак не мог избавиться, хотя с утра тщательно прополоскал рот и горло родниковой водой и выпил за завтраком две чашки чая, а не одну, как обычно. («Вот-вот, наверное, из-за этой отравы, до конца не выведенной из организма, и укачивает железного воздушного гимнаста в каких-то смешных носилках!»)

В том, что он провел большую часть ночи вне постоялого двора, также не давали усомниться женские взгляды: Ацухимэ поглядывала на него все утро иронически, Омицу — с осуждением, высказывать которое при всех она, разумеется, не стала, отложив все речи на ближайшую совместную ночь. Разубеждать женщин, мол, чист я перед вами, гражданочки, и ни в каком чайном домике в окрестностях этого треклятого городишки, как вам наплели «доброхоты», не развлекался, а… Вот то-то. Вряд ли бы женщины поверили в бывших императоров и в кровавую бойню на залитой лунным светом поляне, остались бы при убеждении, что господин даймё что угодно готов наплести, лишь бы не признаваться в посещении чайного домика.

Уже в носилках Артему пришла в голову спасительная мысль: быть может, и в самом деле не было ни бывшего императора, ни трупов на поляне, а был лишь господин Касано и дурманящая отрава, накапанная им в саке? А все остальное лишь пригрезилось под действием того дурмана? Скажем, господин Касано честно и искренне хотел отравить Артема, но его яд не сработал должным образом. Быть может, любого японца отрава бы и свалила на месте, но другое дело — метаболизм большого белого человека. Ежели человек привык там, у себя, в далеком будущем, ежедневно вдыхать вместе с автомобильными выхлопами и дымами заводов и не такую еще отраву, ежели привык, что из крана течет во много раз более ядовитая жидкость, то и с первобытным ядом может справиться без труда. И вот, приняв Артема за безнадежно умирающего, люди господина Касано выволокли его из дома, отнесли… Да, может, на ту же поляну с абрикосовыми деревьями и отнесли! Бросили под абрикосом, потирая руки и довольно похихикивая, вернулись к господину Касано и вместе с ним убыли в неизвестном направлении. Артем же остался лежать под абрикосами, где ему и примерещилось все, начиная с бывшего императора и заканчивая бойней на поляне. А потом, когда его организм более-менее справился с отравой, он в полубреду поднялся, добрел до постоялого двора и рухнул без сил в самурайскую койку…