Книга Парижская жена - Пола Маклейн

Позже мы видели, как они танцевали чарльстон, и впечатление было то же самое. Они не прыгали озорно, как другие пары, а двигались осторожно, будто стеклянные, их руки описывали дуги, словно их вели на ниточках. Платье Зельды надувалось при движении, и она каждый раз поправляла его, выставляя напоказ подвязки. Со стороны это выглядело шокирующе, но нельзя сказать, что она сознательно добивалась такого эффекта. Она танцевала только для себя и Скотта. Они двигались по одной орбите, поглощенные собой, и не отрывали глаз друг от друга.

— Как она тебе? — спросила я Эрнеста.

— Не красавица.

— Нет, но в ней есть изюминка, правда?

— Думаю, она сумасшедшая.

— Ты шутишь?

— Нет, — ответил он. — Ты видела ее глаза?

Под конец вечера они пригласили нас к себе — их квартира располагалась в фешенебельном районе на Правом берегу, недалеко от площади Этуаль. Сразу бросался в глаза богатый вид дома, но в самой квартире царил беспорядок — повсюду валялись книги, одежда, бумаги и детские вещи. Чтобы сесть на диван, нам пришлось отодвинуть в сторону кучу разного добра, но Скотт и Зельда не испытывали по этому поводу никакого смущения. Как и раньше в кафе, они продолжали развлекать друг друга, только теперь делали это гораздо громче. Шум стоял такой, что в глубине квартиры заплакал ребенок, и английская няня вынесла к нам Скотти, их пухленькую дочурку. На ней была хорошенькая пижама, большой бант схватывал сбоку белокурые шелковистые волосы, от подушки личико примялось, но это только красило малышку.

— Мое сокровище. — Зельда потянулась к ней, чтобы взять на руки. — Ну разве ты не конфетка? — Девочка улыбнулась сонной, умиротворенной улыбкой, но тут Зельда, сидевшая с ней в позолоченном, но потертом кресле с высокими ручками, вдруг ушла в свои мысли — ребенок соскользнул с ее колен и шлепнулся на пол. Зельда этого даже не заметила. Няня бросилась к девочке и поскорее унесла ее, ревущую во весь голос, а Зельда обратилась ко мне со словами: — Так что вы говорили? — Она смотрела на меня рассеянным, странным взглядом, как будто ее мысли витали где-то в другом месте. — Я мечтаю, чтобы Скотти была взбалмошной сумасбродкой. Эффектной, непостижимой и богатой.

— Она прелестна, — сказала я.

— Правда? Она никогда не будет беззащитной, ведь так? — Ее неожиданный напор пугал.

— Да, — поддержала ее я и подумала, что, возможно, Эрнест прав. Но кто смог бы понять, где подлинное безумие, а где опьянение шампанским, которое постоянно текло рекой?

Насколько я понимала, для этих двух праздник никогда не кончался. Не прошло и недели, как они заявились к нам на лесопилку в шесть часов утра, еще не протрезвевшие после ночной гульбы. Мы спали, но супруги стали колотить в дверь и выкрикивать нараспев наши имена. Их нисколько не беспокоило, что мы вышли в пижамах. Приготовленный нами кофе они не пили, а вместо этого смеялись и клялись в любви к неизвестному нам артисту балета, которого встретили предыдущим вечером в кафе.

— На Зельду очень действует искусство, — сказал Скотт. — Моя девочка витает в облаках.

Лицо Зельды театрально передернулось болью.

— Ты ведь не собираешься все рассказывать?

— Думаю, стоит, дорогая. Они все равно узнают.

— Ну, хорошо. — Ее глаза расширились. — Не так давно я по уши влюбилась в другого мужчину. Это чуть не убило меня и Скотта тоже.

Стоя над ней, Скотт сделал движение, как будто гладит ее по голове, но на самом деле и не прикасался к волосам.

— Нас это чуть не убило, но того мужчину убило на самом деле. Ужасно. Все газеты об этом писали. Вы наверняка что-нибудь слышали.

Я отрицательно покачала головой и сказала:

— Мне очень жаль, что вы прошли через такое испытание. Действительно, жуткая история.

— Да, — согласилась Зельда и неожиданно сменила тональность, словно невидимый режиссер крикнул: «Мотор!» — Этот человек хотел умереть из-за меня. И это еще больше сблизило меня и Скотта.

Эрнеста передернуло; он уставился в чашку с кофе и молчал. Могу сказать, что он никак не мог окончательно определиться относительно этой пары. Они не принадлежали к людям нашего склада, — впрочем, я уже не была уверена, что знаю наш «склад». Правила постоянно менялись.

— Я чувствовал, что Зельда чокнутая, — сказал Эрнест после их ухода, — но теперь я и в муже не уверен. Она высасывает из него силы. Как вампир.

— Зельда держит Скотта на коротком поводке, — добавила я.

— Я бы такого не стерпел.

— А тебе и не надо, — вспыхнула я.

— Успокойся, Тэти. Я ничего не имел в виду. Ты совсем не похожа на Зельду. Она ревнует Скотта к его работе. Мне кажется, брось он писать, она бы только обрадовалась.

— На что бы они тогда жили?

— Скотт сказал, что в прошлом году они потратили тридцать тысяч долларов — деньги просто уплыли сквозь пальцы.

— Тридцать тысяч — а мы живем на три. Какой абсурд!

— Думаю, мы живем лучше, разве не так?

— Да, — с жаром согласилась я.

В соседней комнате завозился Бамби. Я поставила на стол кофейную чашку и пошла за ним, и тут Эрнест сказал:

— Не хотел бы я жить, как они, но тяжело видеть, как бездарно люди тратят деньги, когда сам сидишь без цента. А что, если занять у Скотта некоторую сумму на нашу июльскую поездку в Памплону?

— Думаешь, мы достаточно хорошо знакомы для этого?

— Наверное, нет. Но нужно где-то достать деньги. Может, у Дона Стюарта?

— Он славный парень.

— Да, — согласился Эрнест. — Я вот что тебе скажу. Похоже, все собираются туда ехать. Это усложняет дело.

— Время еще есть. А что может быть такого сложного?

— Никогда не знаешь.

31

На сортировочной станции охваченные паникой быки с ревом выбирались из тесных вагонов; они закатывали глаза и не понимали, куда им идти. Смотреть на них было тяжело: ведь мы знали, что к концу дня ни один не останется в живых. Утро было довольно прохладным для июля. От топота быков в воздух летела пыль, от нее щипало глаза. Эрнест показал на мышцу между лопатками, куда по правилам следует вонзить шпагу.

— Ясно, сэр, — сказал Гарольд Лоуб. — Настал момент истины.

Эрнест помрачнел.

— Что ты об этом знаешь?

— Полагаю, достаточно, — ответил Гарольд.

Тут подошла Дафф и взяла Эрнеста под руку:

— Все чудесно, правда? — Она смотрела на него, как ребенок, который желает, чтобы все было, как он хочет, — щурилась и широко улыбалась. — Но девочка, однако, хочет есть. Кто меня накормит?

— Да, конечно, — сказал все еще мрачный Эрнест, и они вдвоем пошли в сторону кафе. На Эрнесте были берет, темно-синий свитер, белые брюки, на шее — темный платок. Дафф, как всегда, хорошо выглядела; на ней был длинный хлопчатобумажный свитер с выпущенным наружу широким отложным воротничком нежно-зеленого цвета. Волосы она зачесала назад и шла рядом с моим мужем, стройная и высокая. Эрнест, гордо запрокинув подбородок, старался идти с ней в ногу. Возможно, он еще дулся на Гарольда, хотя и пытался проглотить обиду. Со спины казалось, что оба сошли с картинки модного журнала, и я видела, что Пэт Гютри, жених Дафф, тоже это заметил. Все это заметили, и бедняга Пэт несколько дней выглядел удрученным.