Книга Дружина особого назначения. Книга 2. Западня для леших - Иван Алексеев

– А знаешь ли, мил человек, что попал ты в сей вертеп исчадный как раз во благовременье? – перегнувшись через столешницу и дыша прямо в лицо Фролу жутким запахом пива и чеснока, поведал писарек слегка заплетающимся языком. – Ибо… – (он поднял вверх палец и икнул) – …Ибо за столом соседним пребывают люди из числа дружков моих, коим я твою историю душещипательную поведал. И, проникшись состраданием к своему брату – писарю, людьми необразованными и злобными зазря обиженному, они готовы горю твоему помочь и стены, к которым ты припасть с лобзаньями жаждешь, указать!

Фрол встрепенулся, изобразив на лице одновременно благодарность и удивление:

– Да неужто, брат? Да я за такое благодеяние с себя последнее отдам, лишь бы мечтание мое сбылося!

– А вот пойдем-ка за тот вон стол, там и узнаешь про то, о чем спрашивал намедни!

Они поднялись, пошли в глубь помещения. Фрол опустился на лавку и ощутил смутную тревогу, поскольку стол стоял торцом к стене и ему пришлось сесть так, что спина его была открытой, и он не мог контролировать происходящее сзади. За столом сидели пятеро неизвестных ему личностей неопределенного рода занятий. Они приветствовали особника с преувеличенным пьяным радушием. Фрол в ответ расплылся в широчайшей улыбке, чуть откинулся назад, развел руки в стороны, как бы желая приветственно обнять новых дорогих друзей, и убедился тем самым, что за спиной было пока чисто. Тем не менее он тут же подвинул к себе налитую ему кружку, ухватил лежащий на столе замызганный подозрительного вида ржаной каравай и замотивированно достал из-за голенища чухонский нож, нестрашный и неказистый на вид, с простой деревянной рукояткой, но светлым зеркально-гладким лезвием, и принялся неверными движениями отрезать себе ломоть.

– А где же наш братан Вася, который вот этому несчастному пропойце обещал про библиотеку царскую поведать? – отхлебнув из кружки и шумно рыгнув, поинтересовался пригласивший Фрола писарек.

– До ветру отошел… Да вот он уже и возвернулся, – последовал ответ собутыльников. – Иди скорее, Васек! Человек тебя заждался уж! Долго что-то ты писаешь, небось, дырочка на конце засорилась!

Приблизившийся к столу молодец в распоясанной шелковой рубахе, не обращая внимания на продолжавших отпускать плоские шутки дружков, подошел к Фролу слева, протянул руку и гаркнул во весь голос:

– Ну, здорово, грамотей-пропойца!

Фрол, отвечая на его приветствие, поневоле повернулся на лавке всем корпусом, чтобы пожать протянутую руку своей правой рукой. При этом он неловко и суетливо переложил еще не откромсанный ломоть и нож в левую руку, повернув плоскость лезвия к себе. По-видимому, как и рассчитывали молодцы, стоявший за столом отвлекающий громкий гвалт и хохот не дали особнику возможности расслышать или почувствовать, как справа и сзади от него из темного закутка выскользнул человек, мягким кошачьим броском достиг стола и умело нанес Фролу сильный оглушающий удар по голове короткой тяжелой дубинкой. Особник мгновенно обмяк и ткнулся лицом в грязную залитую пивом столешницу. Нож, которым он так и не успел воспользоваться по прямому боевому назначению, выпал из его руки на заплеванный пол.

– Смотрите-ка, друг-то наш упился в дым! А не пора ли его, сердешного, домой вести, к хозяину? – насмешливо произнес маленький писарек.

Двое из сидевших за столом подхватили Фрола под руки, и вся компания, громко и весело переговариваясь между собой, направилась к выходу. Когда Фрола сносили с крыльца, укладывали в стоящую невдалеке телегу и накрывали попоной, в кабак поднимались трое местных ремесленников.

– Вот видите, – громко, с явной завистью в голосе, произнес один из них, обращаясь к двум своим спутникам и обиженно шмыгая лиловым носом. – Настоящие-то друзья товарища своего пьяным не бросают, небось, на позор и разорение, а до дому бережно доставляют! А вы, срамники, меня третьего дни прямо в луже забыли, а сами отправились дальше гулять!

– Так ты, дядя, друзей-то выбирай осмотрительно! – подмигнул ему маленький писарек, усаживаясь вместе с остальными в телегу прямо поверх лежащего в ней Фрола, и толкнул в спину возницу, разбиравшего вожжи. – Трогай, милай, а то у нас еще забот полно!

Ехали они недолго, и вскоре бесчувственного Фрола выгрузили во дворе, примыкавшем к тыльной стороне обширного городского поместья Малюты Скуратова. Молодцы соскочили с телеги, остановившейся у приземистого сруба, стоявшего в некотором отдалении от главных палат, выволокли Фрола, попытались поставить на ноги. Фрол не подавал признаков сознания, только слабое дыхание едва вырывалось из его полуоткрытых губ.

– Еще не очухался али притворяется? – поинтересовался маленький писарек.

– А что тут гадать-то? – ответил один из державших особника молодцов и обратился к другому: – А нуко-ся, давай, благословим гостя!

Они привычным согласованным движением качнули тело назад и затем с размаху бросили вперед, головой об массивный дубовый косяк ведущей в подвал двери.

– Надо же, промахнулись! Да и подзабыли, видать, что дверь-то наружу открывается, – загоготали они, произнеся свою любимую, много раз повторявшуюся шутку.

– Будет вам, а то еще убьете раньше времени, – строго одернул их писарек, явно бывший начальником над всей компанией.

– Да мы что ж? Мы – ничего, только лишь в дверь постучали, чтобы стража вышла! – продолжали зубоскалить молодцы.

Действительно, почти сразу же тяжелая окованная железными полосами створка распахнулась и из нее показались двое здоровяков с короткими секирами в руках, одетые в кафтаны и шапки, похожие на стрелецкие, только имевшие характерный, наводящий ужас, грязно-бурый цвет запекшейся крови.

Их появление вызвало новый взрыв веселья среди тайных дел Малютиных подручных.

– Обыскать, связать и в темницу одиночную! Поставьте там бадью с водой, чтобы полакал, когда очухается. Он для занимательной и душевной беседы нам понадобится. До того чтобы с ним никто ни слова, ни полслова – головой ответите! – сурово приказал писарек.

Тюремщики молча кивнули, подхватили Фрола и поволокли его вниз по крутой лестнице в смрадную темноту подземелья. В узкий длинный проход, скупо освещенный несколькими чадящими лампадками, выходило множество дверей, сплошь окованных железом, запертых снаружи на огромные висячие замки. Открыв одну из дверей, здоровяки заволокли особника в довольно обширную темницу с земляным полом, кое-где прикрытым охапками гнилой соломы. Они бросили его на пол, зажгли специально принесенные лампадки и принялись сноровисто снимать и обшаривать сапоги и одежду, но не нашли ничего подозрительного или интересного, кроме тощего кошелька с несколькими медными монетами. Тюремщики попытались развязать тряпицу на кисти руки Фрола, прикрывавшую обширный гнойник, но тот смердел настолько отвратительно и выглядел столь безобразно, что даже эти отнюдь не брезгливые заплечных дел мастера почли за благо поскорей замотать тряпицу обратно. Закончив обыск, они заломили все еще не пришедшему в сознание особнику руки за спину и связали их сыромятным ремнем. Затем, как было велено, внесли бадью с водой, заперли дверь темницы на тяжелый засов, навесили замок. Один из тюремщиков поднялся во двор, отдал обнаруженный у Фрола кошель с монетками писарьку, который прохаживался возле двери в подземелье, ожидая результатов обыска.